* * *
В ноябре погода в Москве была отвратительная. С неба сыпалось что угодно, кроме денег.
На тротуарах либо слякоть, либо гололед. Дворники заняты, они пьют. Кто не пьет – избираются в депутаты разных уровней. Говорят, что два дворника пить не бросили, наоборот, усовершенствовались, потренировались, просто закусили и вызвали на дуэль самого Жириновского. И перепили, теперь они члены ЛДПР и готовятся к избирательной кампании в Думу.
Короче, дворников практически нет, схватившиеся за лопаты и метлы студенты с работой не справляются, так как вконец оголодали, их качает на осеннем ветру.
В ноябре одно хорошо – поток машин значительно поредел, по улице, кто умеет либо неумен, может проехать. Большинство частников поставили своих “лошадей” на прикол. Кто побогаче, запрятали в зимний гараж, победнее – прикрыли “ракушкой”, остальные – встали во дворе, унесли в дом аккумуляторы.
В такой слякотный, осклизлый день в кабинете генерала Орлова собрались начальники отделов, несколько старших, наиболее уважаемых, оперов.
Старшие офицеры, все в штатском, переглядывались, никто не знал, зачем их собрали. Станислав Крячко знал, помалкивал.
– Господа офицеры, добрый день, – сказал угрюмо Орлов, оглядел собравшихся. – Хотя, как вы сейчас убедитесь, день сегодня не добрый, можно сказать, черный. Вы все знаете, в Москве за последнее время произошла серия налетов на инкассаторов, убито шесть человек, раненых не считали. Многим из вас известно, что многократно устраивались засады. Оперативники выходили по точным агентурным данным и ловили воздух. – Орлов замолчал, опустил тяжелую голову, собрался с силами и выпрямился. – Мы проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что среди нас, старших офицеров главка, предатель.
Заскрипели стулья, кто-то закашлялся.
– Была проведена оперативная разработка, – Орлов взглянул на полковника Сутеева, – предателя установили, занялись сбором доказательств.
– По этому делу и командировали Гурова? То-то он так быстро обернулся, – сказал один из оперов.
Орлов не ответил, снял трубку, сказал: “Зайди”. Он взглянул на офицеров.
– Сейчас я вам представлю иуду. Всем молчать, пока его не уведут.
Крячко поднялся, открыл двери. Через несколько секунд вошел Гуров, чуть замешкался на пороге и ввел полковника Усова.
Начальник отдела был в наручниках, левая сторона лица заплывала кровоподтеком. Гуров взял его за плечи, повернул, толкнул за порог, где Усова подхватили конвойные. Гуров пересек кабинет, присел на подоконник, закурил.
Пауза растягивалась, лопнула.
– Ну, падла!
– Кто бы сказал, убил бы говоруна!
– Не может того быть!
– Не может, – согласился Орлов. – Однако есть! Лев Иванович, скажи. Только коротко. Гуров погасил сигарету, выпрямился.
– Коротко? Красивая женщина. Роман. Фотографии, видеосъемка. Деньги взаймы. Женщина погибает в автомобильной катастрофе. Петля. Вербовка.
– Спасибо, полковник, что не размазал по тарелке. – Орлов встал. – Все свободны. Работайте, господа офицеры, если сможете. У кого нет сил, отправляйтесь домой, сегодня объявляется траурный день.
Выходили молча, остались Гуров и Крячко. Орлов вызвал секретаря. Когда Верочка вошла, генерал распорядился:
– Кофе, пожалуйста. – Повернулся к Гурову: – Зачем наручники? Что у него с лицом, неужели оказал сопротивление?
– Я в жизни не ударил человека в кабинете, – ответил Гуров. – Мы были на улице.
* * *
...Задержанного Меньшикова содержали в изоляторе на Петровке. Гуров позвонил начальнику МУРа, договорился, чтобы выделили кабинет, предупредил, что будет работать дня два, возможно, три.
МУР встретил сыщика холодно, оперативников, работавших в былые годы, почти не осталось, пошли на повышение, начальники – на пенсию. Бегающие по коридорам молодые оперы смотрели на Гурова как на чужака. Ничего удивительного, полковник Гуров – не диктор телевидения, а по коридору МУРа ходят люди разные.
Сыщик расположился в точно таком же кабинете, в каком проработал многие годы. Два стола, два сейфа, несколько стульев, облезлый шкаф, вешалка, на стене плакат Аэрофлота.
Конвой привел Меньшикова.
– Вы свободны, – сказал Гуров. – У нас разговор долгий, я вас вызову. – Он расписался, что задержанный доставлен.
Конвойный оценивающе взглянул на Гурова, мол, не набьют ли тебе морду, начальник? Понял, что не набьют, и вышел.
– Присаживайтесь, Евгений Тихонович, – указал на стул сыщик. – Я полковник Гуров, меня зовут Лев Иванович. – Он быстро заполнил бланк протокола, прочитал вслух, спросил: – Все правильно?
– Верно. – Меньшиков смотрел настороженно. – С каких это пор человека, задержанного за ношение пушки, допрашивает полковник? Или у вас какие серьезные дела повисли, и вы из меня вешалку хотите изготовить?
– Евгений Тихонович, говорите нормальным языком. Я вас знаю хорошо, вы закончили университет, владеете английским, объясняетесь на немецком, не изображайте блатного.
– Да? – Выражение лица у Меньшикова изменилось, он взглянул озабоченно. – Извольте. Значит, меня задержали не случайно и держат здесь не за пистолет?
– Задержали вас не случайно, а держат за пистолет, – ответил Гуров. – Вы человек образованный и опытный, понимаете, все зависит от меня. Вы можете до суда содержаться в изоляторе, получить два года и отбывать их от звонка до звонка. Колония общего режима – штука страшная. Беспредел. Ни воровских законов, ни иерархии. Вам будет трудно. Или мы договоримся, я вас освобожу сегодня же под подписку о невыезде, пистолет мы “потеряем”, документы задержания уничтожим.
– Тоже беспредел, – сказал Меньшиков.
– Нет, все в рамках закона. Наказание за ношение оружия зависит от личности задержанного. Личность оценивается на предварительном расследовании, то есть милицией.
– Лев Иванович, я все понимаю. Что вас интересует?
– Полковник Усов Павел Петрович.
– Полковник? У меня таких знакомых не имеется.
– Евгений Тихонович! – Гуров покачал головой. – Давайте уважать друг друга. Запишу я только то, что вы пожелаете. Если сейчас включен магнитофон, вам известно, магнитофонная лента юридической силы не имеет. Мы просто разговариваем, не более того.
– Допустим, я знаю Павла Петровича. Я говорю, “допустим”. Что из этого следует? Когда, где и при каких обстоятельствах мы познакомились? Либо вы знаете, тогда вам мои показания ни к чему. Либо вы не знаете, тогда я вам ничего не скажу.
– Я знаю. Усов арестован вглухую.
– Он будет молчать, человек опытный.
– Мы тоже не мальчики, на показания Усова не рассчитываем.
– Рассчитываете на мои, потому и взяли. Лев Иванович, вы обо мне знаете много. Но я о вас тоже наслышан. Павел вас очень не любил, но даже он признавал, что вы чертовски талантливы. Должен сказать, дальше следовали слова, которые не найдешь у Даля.
