– Что долго так? – недовольно спросил Галей. – Нету у тебя баксов, так и скажи. У меня, к примеру, тоже нету, а было бы... Кто чего от меня получит. И ты молоток, что не отдаешь! А то ишь, кровопийцы, придумали добровольное страхование жизни. – Да нету у меня! – закричал Еркин.
– Нету и не ори, спокойно сказал Галей. – Я на твоей стороне, обрисую в лучшем виде. А ты живи – не тужи, никого не бойся.
– Ну спасибо, ну благодарствуй! У меня и срок этот чертов кончается. Домой, в деревню, поросят кормить.
Галей, усмехаясь, положил трубку, зная точно, что никогда Олег Еркин в деревне не жил, а со школьной скамьи тропил себе комсомольскую тропу, а вот родители у него действительно в деревне живут, и денег он, Еркин, из комсомольской кассы наворовал достаточно.
А весь цирк Галей разыгрывал с одной целью, чтобы не сбежал хитрец с наворованным раньше времени.
Поезд снова дернулся. Галей налил себе на самое донышко, запечатал бутылку, взглянул на часы. По его расчетам, жить Егору Яшину оставалось менее двенадцати часов.
И вице-премьер Анатолий Трофимович Барчук в эту дрянную ночь тоже не спал, как не спала и его на людях грозная, а в семейном быту тихая Анна Петровна. Они сидели за столом в гостиной городской квартиры, играли в карты. Муж поддавался, как мог. Анна играла лучше, только шельмовала. Проигрывая раз за разом, она вздыхала, бормотала о незаконченном высшем образовании, порой говорила:
– Умен ты у меня, Толик, незауряден, а следователя прокуратуры в дом пускать не следовало.
– Все ты знаешь, Аннушка, кого пустить, кого за порогом оставить. Только не можно это, я должен быть вне подозрений.
– Не следовало несуразную компанию собирать. Тут я одна виновата. – Анна бросила карты: – Сдаюсь.
– Как же это? – возмутился муж. – У тебя и король, и дама козырная! Анна смешала карты.
– Глупости все, на каждой сдаче козыри новые. Помню, студентом ты мне рубашоночку розовую с кружевами подарил.
– Сорок пять рублей... Было такое...
– Ох и счастлива я была! Теперь в жизни радости никакой – одна головная боль.
– Брось, Анка, образуется!
– Кто Игоря убил? Кому он мешал, зам зачуханного министра?
– Забудь. Что с письмом и звонком делать? – Барчук подпер голову ладонями. – У тебя снотворное есть?
– Ты не зря первым в парк бросился, якобы убийцу искать! Ты прости грешную, не смелого ты десятка, Игорек. Жена мужа хорошо знает, глубоко. Если следователь за меня возьмется, я тебя поневоле выдам.
– Клянусь здоровьем Павлика, не искал я там ничего. А побежал вперед не от смелости, от страха, чтобы на меня никто ничего не думал.
Анна достала из шкафа штоф с рябиновой настойкой, налила две большие рюмки толстого граненого стекла.
– Все выбросить хотела бабкины рюмки, вот и сгодились.
Барчук перекрестил рот, выпил залпом, шумно выдохнул:
– Крепка...
Анна выпила не торопясь, обтерла губы, спросила:
– И чего ты там нашел?
– Винтовку, ты же знаешь.
– Всем показал карабин, а что-то схоронил, скорее выбросил.
– Ну что прилипла? – без злобы спросил Барчук. – То дело скоро замнут. Что с этим письмом и звонком делать?
– Признаваться, – убежденно ответила Анна. – Только правду надо говорить всю, до донышка. Ни милицейских сыскарей, ни прокурорского тебе не обмануть. Я как баба говорю, нутром чую. В одном солжешь, и в другое верить не будут.
– А миллион?
– Нету у тебя, не было никогда. В этом вопросе насмерть надо стоять. Так и так, тебя сверху снимут, а нам больше и не надо ничего, будешь каким-нибудь никчемным министром.
– Могут и поглубже засунуть.
– С глаз долой, из сердца вон. Не можешь о ты править, душой мягок, правитель должен быть... – Анна сжала кулак. – Нам-то с тобой к чему лукавить? И двигают тебя и привеча ют оттого, что не перечишь. А тебе за твою доброту куски с барского стола. А нам и куски сгодятся. Домишко отстроили, землицы прихватили? И хватит, надо меру знать. Конечно, со Скопом, этим недомерком, накладка получилась, кому он мешал, не пойму!
– Вот и я не пойму, оттого и руки дрожат, налей-ка!
Анна налила мужу в бабушкин стопарик, себе немного.
– А пишет и звонит плохой человек. Думает, мы со страху отдадим чего. Ты властям всю правду расскажи, ведь невиновный ты. Тебя охранять должны.
– Невиновных бьют крепче. Меня охраняют от дураков и пьяниц.
– Дом и деньги не отберут. Сегодня в России, слава Богу, ни у кого ничего не отбирают. Вон – Булат-кровопийца, сколько невинной крови пролил, на нарах сидел, вышел и снова в квартире Брежнева обитает, ничего ему не сделали. Ты по сравнению с теми, да и нынешними убийцами, святой человек.
– Да не в церкви мы! Дура, простого не поймешь! Когда в другого человека стреляют, то одно, когда в тебя лично – совсем иное. Когда Скоп грохнулся с пулей во лбу, у меня ноги отнялись. То моя была пуля!
Жена подошла к Барчуку, прижала его голову к своей мягкой груди.
Еркин считал деньги. С вечера он старательно пытался заснуть, даже чуток подремал, но вспомнился телефонный разговор, веселый, уверенный голос собеседника, и сон пропал. Стало ясно, звонивший валял дурака, никакого дяди не существовало, просто объявился человек, желающий состояние Еркина, нажитое каторжным трудом, забрать себе. И человек знал, деньги у Еркина имеются, и почему-то не сомневался – депутат свои кровные отдаст.
Он долго лежал, смотрел в потолок, надоело, поднялся поставил чайник. Он давно не считал свои капиталы, справедливо полагая: пересчитывать свои просто глупо. А тут мелькнула мысль: пусть он, Еркин, такой умный, а чего-то не допер, и деньги могут отобрать. У него больше миллиона долларов, но сколько точно? Вот исхитрятся, миллион заберу, так сколько останется?
Конечно, он не держал деньги в квартире, они были хитро рассованы по норкам. Он даже не поленился, съездил к родителям в деревню – вот старики удивились-то! – и сховал там пакетик, упакованный в баночку стеклянную, знаем мы эти миноискатели.
Список своего состояния он зашифровал под телефонные номера, а места хранения обозвал простыми русскими именами. Книжечку имел в двух экземплярах, одну всегда при себе. То ли нервишки разыгрались, только пересчитывал Еркин в третий раз, и все пятерка куда-то девалась, то она вроде есть, а вот ее и нету. Миллион триста семьдесят пять выходило или восемьдесят, наконец, ровно?
Солидные деньги, да Бог с ними. Он решил, путь будет без пятерки, а найдется, так в радость. Тогда он умножил сумму на пять тысяч сто пять. И хоть закончил техникум, а выговорить полученный результат никак не мог.
А ведь он, Олег Кузьмич Еркин, на сегодня побогаче самого Саввы Морозова будет. А Савва не бедным мужиком на Руси слыл. Ну, в те времена и рупь иной вес имел. Вот до чего русского мужика довели, поначалу эти большевики разоряли, потом коммунисты принялись, конечно, немец большой урон нанес...
