Орлов взглянул на вошедшего Гурова, махнул рукой на стул, продолжал писать. Закончив, поднял голову:
— Я велел тебе сидеть на месте. Мои распоряжения — это мелочь?
— Не заводись, сам знаешь, ты ничего не велел.
— Вызывал Шубин, интересовался, как продвигается дело по розыску похищенных. — Орлов бросил на Гурова быстрый взгляд. — Там, на природе, тебе ничего нового не шепнули?
Гуров недоуменно пожал плечами.
— Шубин же отстранил нас от дела.
— Такого разговора не было, он лишь поинтересовался новостями.
— Они поступили ранним утром. Я не докладывал, так как интерес к делу был потерян, — спокойно ответил Гуров.
— Мы не дипломаты, а оперативники” — повысил голос Орлов. — Я тебе русским языком сказал, приказа о передаче всех дел в ФСБ не существует, значит, твоя работа продолжается. Все перевернулось, генерал Рыгалин получил другое задание. Твой друг Павел Кулагин десять минут по телефону рыдал от счастья.
— Случается, — заметил Гуров, налил себе воды. — Мы имеем данные на одного из подозреваемых захватчиков. Выполняя ваше задание, я распорядился проверить обстановку в близлежащих кварталах, расположение дома, квартиры, окон и балконов. Важно не торопиться, главное, не спровоцировать бандитов. Судя по всему, они опытные бойцы. Атака, спуск с верхнего этажа, взрыв двери здесь не годится. Мы должны обойтись без ОМОНа, рассчитывать только на оперативников.
— Лева, тебе не кажется, что ты меня учишь? — Орлов почесал за ухом. — Выждем, получим указания начальства, будем решать.
Гуров вернулся в кабинет, где застал распаренных Нестеренко и Котова.
— Григорий, выкладывай, у тебя получается лучше, — сказал Нестеренко.
Котов встал, заметив ухмылку Станислава, снова опустился на стул.
— Успехи в торговле цветами я опускаю, — начал Котов. — Мы осмотрели дом, обычный для Бибирева небоскреб, нашли нужный подъезд, поднялись на последний этаж, спустились пешком. Никаких пьяных, гулящих, любителей газетного чтения, все чисто и спокойно. Квартира Зарова на третьем этаже, имеется пожарная лестница. Дверь в квартиру обыкновенная, можно выбить ногой, замки — один смех. На той же площадке еще две квартиры. Хозяева одной живут на даче, владелец другой уехал в деревню к матери. Две квартиры имеют общую лоджию с легкой перегородкой. В принципе квартира беззащитна.
* * *
А в квартире Зарова все было без перемен, люди устали находиться взаперти, исключение составлял лишь Шамиль, который рыскал по окрестным кварталам, недавно вернулся, принес Геме мороженое, завел Рощина на кухню и возбужденно сообщил:
— Все менты ушли в отпуск.
— Что ты говоришь, парень? — Николай Рощин сел на табурет. — Они нас нашли и бросили? Ты в своем уме? Это какая-то хитрость. Они не хотят лезть в квартиру, опасаются за жизнь посла и семьи. Нас выманивают на улицу.
Зазвонил телефон, который все эти дни молчал. Рощин перешел из кухни в комнату, смотрел на аппарат, трубку не брал.
Из другой комнаты вышел посол, тоже смотрел на телефон.
— Может, мне подойти? — спросил Юрий Заров. — Только я номер никому не давал.
— Надо ответить, — сказал Рафик. — Глупо делать вид, что здесь никого нет. Звонит человек, уверенный, что в квартире кто-нибудь да находится.
— Подойди, — Рощин пожал плечами. — Лично я никого не жду.
Посол снял трубку и ответил:
— Вас слушают.
— Господин посол? Здравствуйте, что же вы перестали звонить? Деньги на ваш выкуп, ровно три миллиона долларов, вторые сутки лежат в моем сейфе.
Рафик узнал немного гнусавый голос чиновника.
— Что вы молчите?
— Думаю, как вы узнали номер? И что кроется за столь заманчивым предложением? — ответил посол.
— Ничего не кроется, кроме желания освободить вас без всякого риска.
Рощин понял, о чем идет разговор, и отобрал у Рафика трубку.
— Нашлись деньги? — усмехнулся он. — Прекрасно! Сейчас я вам расскажу, как их мне передать.
— Пожалуйста, слушаю вас.
— Значит так, вы упаковываете деньги в чемодан...
— В два чемодана, — поправил чиновник.
— Вы упаковываете деньги, — спокойно повторил Рощин. — И завтра в двенадцать дня приносите их на Пушкинскую улицу к дверям банка.
— Как я вас узнаю?
— А зачем вам меня узнавать? Надеюсь, в данный момент там не окажется толпы людей с двумя чемоданами. Я возьму у вас деньги и положу их в банк. Когда из Мюнхена придет подтверждение, что деньги получены, вы явитесь по данному адресу, где найдете всю семью в полном здравии.
Если меня арестуют или деньги не поступят в Мюнхен, значит, вы получите господина посла и его семью мертвыми. Договорились?
— Конечно, конечно! Завтра ровно в двенадцать у дверей банка на Пушкинской улице.
— Дело сдвинулось, — Рощин положил трубку, — теперь, уважаемый господин посол, ваша жизнь в руках ваших соплеменников.
Рафик точно не знал, однако догадывался, что в Правительстве и Администрации Президента у него много врагов. Он для элиты Баку был человек абсолютно чужой, жил и учился в Москве, затем в Англии, одевался и вел себя как европеец, главное, он не имел многочисленной семьи, обширных родственных связей, то есть был лишен мощной поддержки в среднем звене чиновников, которые в действительности и решали большинство вопросов политической жизни. У него не было врагов, но он не имел и друзей в Москве. Для местной элиты он всего лишь “какой-то” азербайджанец, неизвестным способом вылезший на политическую арену. В бывшем Союзе МИД решал все вопросы, сегодня в ведомстве России свои интриги и войны, и никому нет дела до посла другого государства. Психологически для Москвы “другое государство” осталось маленьким, незначительным островком, который отделился, со временем приплывет обратно. Так как захват посла и его семьи еще не попал в поле зрения телевидения и прессы, то и отношение к самому факту было не очень серьезным. Когда в Чечне захватили тележурналиста, об этом и говорили, и писали все. А тут посол с женой и детьми, и полное молчание. А ведь о данном факте знает достаточно широкий круг людей, и стоило одной газете проговориться, тут же откликнулось бы в Европе, а в Англии так наверняка, и покатился бы снежный ком, увеличиваясь на глазах. Рафик видел, что его захватчики растеряны, они не политические бойцы, несчастные, изувеченные войнами люди.
Лишь главарь Николай, со шрамом на лбу, держался твердо и был готов идти до последнего. Маленький Шамиль потерял фанатичный блеск в глазах, они превратились в глаза задиристого пацана, готового в любой момент подраться, но отнюдь не убивать безоружных людей. А тут еще неожиданно вспыхнувшая привязанность к маленькой Геме, которая, видимо, ассоциировалась у него с потерянной семьей.
