Мы же собирались обходиться всего одним типом танка – с немецкой «ахт-ахт» в качестве орудия. Да, поначалу оно будет избыточным, но настильность его траектории позволит вести точный огонь с больших дистанций, что не лишнее в любой обстановке. А там, глядишь, скоро и у противника танки появятся, вон французы уже зашевелились. С такой пушкой, как «ахт-ахт», наши танки будут поражать вражеские с запредельной для них дистанции.
Пехоту мы (то есть мы с Гошей плюс рабочая группа Главного штаба) думали снабдить сравнительно дешевой БМП в приличных количествах и тяжелым бронетранспортером, вооруженным серьезной пушкой, – в количествах как получится – для действий в условиях прорыва насыщенной противотанковыми средствами обороны. Кроме того, на нашем вооружении предполагались и самоходки. Одна из них – «Диарея» – уже производилась. Вторая была в проекте, и в данный момент проходили конкурсные испытания 105– и 122-миллиметровых пушек для установки на нее.
Единый танк, компоновку которого привезли на утверждение екатеринбуржцы, тоже имел движок и коробку спереди. Специально для танков Тринклер разработал V-образную восьмерку мощностью в триста пятьдесят лошадей, а Луцкой – шестиступенчатую (четыре скорости вперед и две назад) коробку передач для нее. Кстати, управление фрикционами в этом танке производилось не рычагами, а штурвалом. Потому как с рычагами переключение скоростей одновременно с поворотом направо представляло весьма непростую задачу, с которой мог справиться далеко не каждый мехвод. Сам же танк был сильно похож на первую «Меркаву», но не с литой, а со сварной башней более простой формы. Как и у израильского танка, у нашего имелось дополнительное кормовое отделение с дверью, которое могло использоваться как аварийный выход. А вообще-то там можно было разместить или четырех десантников, или двух раненых на носилках, или дополнительный боезапас, или специальный контейнер на полтонны солярки сверх того, что в баках.
После технических делегаций уже перед самым Рождеством мне пришлось принять и дипломатическую – то есть провести последнюю рабочую встречу перед представлением оной делегации их величествам. По поводу этого делегаты волновались, им, видимо, не хотелось ударить лицом в грязь с первой же встречи на высшем уровне.
Встреча же была первой не только для новоиспеченных дипломатов, но и для их страны, всего позавчера появившейся на карте – пока только на одной, той, что висела в моем кабинете. Да и то она там была пририсована вручную.
Главу делегации звали Арон Самуилович Немнихер, и он был министром иностранных дел Социалистической республики Израиль. Помимо него, в состав делегации вошли два замминистра – финансов и национальной обороны.
К приходу гостей я как раз получил кое-какие сведения с Дальнего Востока, поэтому сразу перешел к делу:
– Чай, кофе, пиво – сами выбирайте. И можно мне сразу вам, уважаемый Арон Самуилович, задать нескромный вопрос: на кой черт Израилю понадобился «либерейтор» – кого вы собираетесь бомбить? Как его удалось украсть – не спрашиваю, потому что в общих чертах мне уже доложили. Довольно грязно, кстати, получилось, но зато недорого.
– Так ведь в первый же раз, Георгий Андреевич, – развел лапками министр иностранных дел. – До сих пор как-то не доводилось связываться с самолетами.
С нашей первой встречи шестой отдел успел подробнейшим образом вникнуть в биографию Арона Самуиловича, и я, в знак хорошего расположения, решил намекнуть ему об этом:
– Неужели процесс уворования самолета так уж сильно отличается от, скажем, неправедного заимствования вами пяти локомобилей, предназначенных к отправке на фронт в одна тысяча девятьсот четвертом году? Да не волнуйтесь, если бы они были там хоть зачем-нибудь нужны, с вами бы уже успели побеседовать в соответствующем ключе. Но толку от них не было никакого, зато мы вместо них авиабомбы смогли отправить… И вы ведь примерно шестую часть вырученной суммы пожертвовали на победу – мне правильно доложили?
По скромному кивку собеседника я сделал вывод – похоже, доложили неправильно, денег он получил заметно больше.
– Скажу по секрету, – сообщил я, – его величество решил наградить вас только что учрежденным орденом Святого Антония! Даже у меня такого нет… – «И никогда не будет», – продолжил я про себя. – Но все же – зачем вам тяжелый бомбардировщик?
– Но ведь должен же в нашем государстве быть самолет для высшего руководства! – пояснил один из замов, кажется, по финансам.
– Вы собираетесь возить своего премьера в бомбоотсеке?
– Мы хотели сделать вам подарок, – застенчиво сказал глава израильского МИДа, – и надеялись, что вы, в свою очередь, подарите нам семь широкофюзеляжных «Кошек»…
– Четыре! – мгновенно отреагировал я. – И не спорьте со мной, а то я еще и уценю ваш аэроплан за отсутствие документов. И, кстати, дату президентских выборов вы уже назначили? Если не трудно, поделитесь со мной предположениями об их результате – мне просто интересно, кто из их величеств одержит победу. Я, между нами говоря, за Машу болею…
Глава 24
На второй день нового, тысяча девятьсот десятого года, Петербург хоронил генерал-адмирала. Дядя Алексей, без потерь проведя эскадру Северным морским путем, по прибытии во Владивосток захворал. Сначала медики списывали это на реакцию организма после тяжелого перехода, потом нашли воспаление легких и начали колоть пенициллин, то есть георгиум, потом что-то говорили о нервном истощении… В общем, три недели назад Алексей Александрович почил в Бозе, и вот сейчас траурный поезд прибыл в Питер.
Жаль, конечно, неплохой был мужик, но все же в этом мире ему повезло куда больше, чем в том. Тут он прожил на год с лишним дольше и умер не в Париже, уволенным со службы и оплеванным за все беды российского флота, в том числе и те, к которым вообще не имел никакого отношения, а в России, полным адмиралом и героем легендарного Алексеевского перехода из Найденовска во Владивосток. И последние свои годы он провел не во Франции с дурой Балеттой, а в делах и походах, почти всегда со своей красавицей-женой Ольгой, с которой он был счастлив – я сам это видел.
После похорон я поехал с величествами в Зимний, помянуть генерал-адмирала в узком кругу. И там я услышал от Гоши, что если я и дальше буду только работать, а не отдыхать, то (тьфу-тьфу) и у меня может начаться нервное истощение, а то и что-нибудь похуже. А таковое развитие событий было бы ему, Гоше, весьма неприятно.
– Ты же с четвертого года не то что без отпуска – без выходных пашешь! – открыл мне глаза император. – Только собрался в свою деревню съездить, так и то смог пробыть там всего один день. Что я? Я все-таки каждый год на неделю к семье в Крым езжу, да и по воскресеньям далеко не всегда торчу на службе… Вроде сейчас обстановка спокойная, может, возьмешь отпуск на недельку-другую? На лыжах покататься или на снегоходах.
– В Куршавеле, – невинным тоном предположил я.
– Мм, – вынужден был согласиться Гоша, – ты прав, не выйдет. Без охраны тебя туда не отправишь, а с охраной получится натуральная оккупация Швейцарии, что кое-где могут неправильно понять. А если на Канары? Ты же вроде дачу там собирался строить, так съезди, подбери участок, на место посмотри и на соседей… Ты там вообще-то хоть раз был?
