Но Анатолий Владленович всегда поступал так, как ему подсказывало сердце. Поэтому сейчас он повернулся к медсестре Нине:
— Выпишите им счет по самому минимуму, который только возможен при ночном визите.
— Но почему?
— Потому что я так сказал! Вам мало? — И, обернувшись к хозяину Рыжика, доктор ему пояснил: — Я ничего с вас не возьму.
— С чего это вдруг? — с еле уловимым любопытством спросил тот.
— Не знаю, — честно ответил доктор.
За неделю я обдумал пришедшую мне еще в самом начале этой истории мысль — то есть насчет приглашения к нам пары или тройки специалистов-ветеринаров, причем как минимум одного кошачье-собачьей специализации. Потому что раз Бадмаев или кто-то там вместо него приложил такие усилия для уворования Рекса, то, выходит, наш кошак представляет для кого-то немалую ценность. Если бы целью операции было разозлить меня и потом перевести стрелки на Пакса, то хвостатого можно было просто убить. Но его пытались именно похитить, и это значит, что способности Рекса показались кому-то очень ценными. А я что, дурнее этого не пойми кого, даже если он и не Бадмаев? Мне они тоже пригодятся! Вот только выясню, зачем именно, и сразу начну применять.
Так что перед походом в ветлечебницу я уже рассматривал доктора Ломова как кандидатуру на приглашение к нам.
Портал был открыт в подъезде ветлечебницы, и я прошел в приемную. Ага, вот он, доктор Ломов. Действительно интересный мужик. Разумеется, я его уже видел, но монитор не мог передать ауру уверенности, исходящую от него. Да, очень неординарный человек, нам повезет, если он согласится сменить место работы и жительства.
Доктор тем временем заявил мне:
— Я ничего с вас не возьму.
— С чего это вдруг? — хмыкнул я.
— Не знаю, — замялся Ломов. — Мне почему-то кажется, что у вас нет лишних денег.
Вот те раз, мысленно присвистнул я. В чем меня только не обвиняли! Но чтобы в бедности — это явно первый раз. Хотя…
Доктор же не говорит, что у меня вообще нет денег. Он утверждает, что нет лишних, а ведь это действительно правда! Даже время от времени не хватает на что-нибудь полезное, приходится просить у величеств, причем без отдачи.
Анатолий Владленович тем временем продолжил:
— Сам не понимаю, отчего я так решил, но почему-то уверен — вам деньги нужнее, чем мне.
— Хм, возможно, но вы ведь хотели услышать подробности о ранении Рыжика? Да и вообще…
Я показал глазами на регистраторшу.
— Да, пройдемте в мой кабинет, — встал доктор. Кабинет оказался маленьким закутком, скорее всего, просто переделанным из туалета или душевой.
— Присаживайтесь, — показал мне на стул Ломов.
— Благодарю. Итак, врать я вам не собираюсь. Но могу рассказать лишь минимально необходимую часть правды, а могу всю. Однако в этом случае спокойное течение вашей жизни, весьма вероятно, будет нарушено, и я не берусь однозначно обещать, что это вам наверняка понравится. Хотя и не исключаю такой возможности.
— Разумеется, я выбираю второе.
— Отлично. Итак, Рыжик участвовал в задержании опасных диверсантов. Одного он вынужден был убить, второго взял живым. Но и сам при этом получил тяжелые ранения. Доставившие — это его коллеги. Им тоже приходилось ходить под пули, и они знают, что империя никогда не бросает своих солдат, неважно, коты это или люди.
— Империя?..
— Да, Российская империя. Не надо смотреть на меня такими странными глазами, лучше гляньте себе за спину.
Там только что был открыт портал в мой гатчинский кабинет. Из межмировой дырки ощутимо дуло.
— Вот она, — показал я на портал. — Как говорят умные люди, лучше один раз увидеть, чем сто — услышать. Пойдемте, я вам ее покажу, это не займет много времени. А то чего тут на сквозняке сидеть?
— Вот такие дела, — закончил я свой очередной доклад императору одним теплым майским вечером. — Собственно, в деле осталось только два вопроса. Первый — все же кому конкретно понадобился Рекс и зачем? Над этим работают, в том числе и я. И второй — восстановится ли у Рыжика подвижность задних лап? Все-таки вторая пуля основательно задела позвоночник. Но Ломов уже отметил, что наш котяра выздоравливает удивительно быстро, так что есть надежда на благополучный исход.
— Насколько я понял, ты собираешься сам поосновательнее изучить паранормальные способности Рекса, — констатировал Гоша.
— Я тебе что, Билл Гейтс, все делать самому? Разумеется, участие я приму, особенно поначалу, но тут главное — найти подходящих специалистов и обеспечить им условия для работы. Впрочем, как и везде.
— Тем более что у тебя уже есть какая-то шаманская лаборатория на Гавайях.
— Вот именно. И, пожалуй, в ближайшее время мне придется туда слетать, на остров Ниичаво. Там вроде бы уже получили какие-то пригодные для демонстрации результаты.
Только оформляй это как командировку, — предупредил император. — А то меня опять совесть начнет мучить, что я вместо отпуска на Канарах загнал канцлера куда-то аж на Гавайские острова.
ГЛАВА 29
А жизнь тем временем шла своим чередом, независимо от всяких шпионских страстей с украденными котами. В частности, ближе к концу мая мне пришлось взять на себя решение вопроса — где начинается космос?
Вообще-то данный вопрос аналогичен многим другим. Например, что такое много? Филологи, вот ей-ей, на полном серьезе считают — это все, что больше двух. Не верите? Ну так смотрите сами. Точка у них так и называется точкой, она одна. Две точки — это двоеточие. А вот когда я как-то раз употребил в одной статье слово «троеточие», меня поправили. Мол, по правилам русского языка это называется многоточием. Охренеть, да что же это, у наших гуманитариев сразу после двух начинаются трудности с устным счетом, и они во избежание путаницы непринужденно переходят на «много»? Я, конечно, тут же приказал создать комиссию для проверки уровня преподавания математики на филологических факультетах, но саму проблему запомнил. Она заключалась в том, что всякие неопределенные понятия надо было постулировать. Причем некоторые — административно. И проблема с космосом относилась именно к таким.
Дело в том, что недавно на Канарах появился второй магнитоплан, по сути летающий танкер, а первый был наконец-то дооборудован для полетов за пределами атмосферы. И вот вчера удалось с двумя дозаправками подняться на сто восемьдесят километров. С одной стороны, Гагарин именно так и летал, и из этих соображений вроде бы следовало устраивать в испытаниях перерыв, поднимать шум на весь мир и засыпать экипаж наградами по самую маковку и выше. С другой, это был обычный полет по программе, вскоре предполагался подъем на триста пятьдесят километров, а вообще-то этот тандем был предназначен для набора пятисот. Там можно будет включать термоэмиссионные ядерные реакторы и лезть дальше, вплоть до суточной орбиты, но это уже следующий этап.
