Чуть подумав, я принял следующее решение. Космосом считается все, что выше пятисот километров. Но кроме того, любой орбитальный полет признается космическим, если в процессе него был сделан хотя бы один полный виток. Таким образом, империя не ставит под сомнение полет Гагарина, но и наши магнитопланщики могут спокойно работать дальше, не отвлекаясь на торжественные визиты в Питер для получения кучи всяких орденов и внеочередных званий.
Кстати, недавно закончившаяся кошачья история привела к тому, что за наш месяц в Федерации прошло восемь дней, ведь мы с Гошей подолгу держали микропорталы. И нам уже успели переправить один «Топаз», то есть космический ядерный генератор, с десятком специалистов для его обслуживания. Для получения следующего требовалось, по словам наших партнеров, шестнадцать-семнадцать суток их времени. А третий магнитоплан, постройка которого уже закончилась и начались наземные испытания, как раз и был предназначен для установки на нем двух таких реакторов.
Коллектив «Зари» тоже добился определенных успехов. Новая большая установка была смонтирована и отлажена, после чего мы провели пять пробных забросов в пустынный уголок Тихого океана южнее Гавайских островов. Бросали пока просто железные бочки с передатчиками. Две попали в наш мир, причем довольно точно в смысле координат, отклонение составило пятнадцать и тридцать пять метров. Одна угодила в двадцать первый век, и наши люди смогли принять ее радиосигнал, прежде чем она утонула. А две исчезли бесследно. В общем, чего-то такого мы и ожидали, так что эксперимент был признан успешным, и теперь можно было переходить к разработке вытекающих из него возможностей. Первое из мирных применений эффекта Арутюняна, чем мы собирались заняться — это дозаправка магнитопланов в полете. Зачем поднимать танкер своим ходом, когда на высоту его можно телепортировать! Не такой танкер, как сейчас, понятное дело, а небольшой беспилотный. Правда, пока он у нас был только на бумаге, да и грузоподъемность передающей камеры для подобной цели лучше увеличить раз в пять. И все равно придется мириться с тем, что до точки финиша долетит только треть отправленных аппаратов. Хотя те, что попадут в двадцать первый век, можно будет или вернуть к нам, или просто там и продать, Федерация от них вряд ли откажется.
Следует отметить, бывший Сергей Гайкович, а ныне Яков Рудольфович, пытался теоретически разобраться — а возможна ли наводка телепортации не из точки передачи, а в месте приема? Но пока результат, как он осторожно выразился, получался неоднозначным и со слишком некорректными допущениями.
Я же в связи со всеми этими событиями вынужден был давить в себе черную зависть. Оставался бы простым инженером Найденовым, так давно бы уже слетал в тот самый космос, который по указанию канцлера Найденова им еще не является! Как Рябушинский, который из двух десятков вылетов своего магнитоплана пропустил только три первых, а потом стал бессменным бортинженером. Когда я попытался ему намекнуть, что такое поведение не совсем соответствует статусу главного конструктора, то получил в ответ, что идея магнитоплана вообще-то принадлежит не ему, Дмитрию Павловичу Рябушинскому, а некоему инженеру Найденову. И проектировал магнитоплан не один человек, а большой коллектив. Специалист же по сверхпроводящим магнитным движителям на борту совершенно необходим, причем специалист высокого класса, молодой и здоровый.
Так что Рябушинский продолжал летать, а я — исходить завистью на земле. Ну нельзя канцлеру пускаться в такие авантюры, вот ведь до чего собачья должность. Но ничего, когда построим орбитальную станцию, вот туда-то уж я точно поднимусь — с целью инспекции передовых рубежей обороны Российской империи, например.
Никонов наконец вернулся и привез нам ответ руководства Федерации на наши предложения по их Курилам. Если перевести этот ответ с дипломатического языка на русский, то он звучал примерно так: «Интересно, конечно, но мы-то что с этого будем иметь?» То есть предстоял длительный торг, и я даже помаленьку начинал жалеть, что Немнихер является гражданином Израиля и никак к этому торгу допущен быть не может. Так что придется самому.
Первый шаг мы уже сделали дней десять назад по их времени, когда отправили одну молодую пару проводить медовый месяц на Гавайях двадцать первого века. На недоуменный вопрос Никонова «почему», я ответил в том духе, что это очень хорошие люди, а нам для таких ничего не жалко. Кстати, фээсбэшники должны быть мне благодарны — без нас хрен бы их кто отправил в такое место аж на две недели! А следить за нашей парой никакого труда не составляло. Приемник они получили уже в гостиничном номере через портал, там же приняли на него сигнал с нашей телепортированной бочки, после чего вернули приемник в Гатчину и вот уже почти неделю загорали на пляже. Пока специалисты Федерации пытались найти ответ на вопрос, чем же таким эдаким молодые люди все же занимаются на самом деле.
Первого июня прилетевший с «Зари» Нейман позвонил мне и сказал, что хочет встретиться, причем желательно у меня в кабинете. Это означало, что у него есть такие сведения, которые ни в каких отчетах еще не зафиксированы и где попало озвучены быть не могут. Я был не очень занят и пригласил его зайти прямо сейчас.
— Здравствуйте, Георгий Андреевич, — сказал он, входя, — и дайте мне, пожалуйста, листок бумаги и ручку.
Получив просимое, он быстро написал несколько цифровых групп и протянул бумагу мне.
— Здесь отмечено время открытия вами с его величеством порталов за последние восемь дней. Первые четыре цифры каждой группы — дата, потом идет время начала и конца, и так для каждого акта. Всего за этот период вы открывали порталы шесть раз. Насколько точны мои наблюдения?
— С точностью до минут наверняка, — хмыкнул я, глянув на листок, — а точнее и мы с императором их не записывали. То есть вы, Яков Рудольфович, все-таки сделали регистратор?
— Да, сделал, причем довольно давно. В одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, если быть точным. В качестве него используется та самая установка.
Надо сказать, что Нейман был одним из немногих в империи и единственным на «Заре», кто обладал полными сведениями о том, как именно открываются порталы в двадцать первый век. Капица, Френкель и Кобзев знали только свойства этих порталов, а о способе открытия могли лишь догадываться.
— Так вот, — продолжил свои объяснения Нейман, — можно считать доказанным, что и ваши порталы, и мое нетрадиционное туннелирование имеют одну природу. Потому как в каждый момент времени может происходить только что-нибудь одно. И если открыт портал, то телепортация невозможна. Думаю, и наоборот запрет тоже работает, но это чисто теоретически. Ведь каждый этап телепортации длится всего один квант времени, а потом запрет на создание вашего портала исчезает.
— Очень интересно, — потер руки я, — а как, по-вашему, портал блокирует эффект Арутюняна в обоих мирах?
— Теоретически да, но я, собственно, за этим к вам и пришел. Теория — замечательная вещь, особенно когда подтверждается записями в журнале экспериментов. Причем меня лично очень интересует один вопрос. Что будет, если вы откроете свой портал после того, как перебрасываемый объект исчезнет из точки старта, но до того, как он появится в месте финиша?
