ЭПИЛОГ
Двадцать пятого октября тысяча девятьсот семнадцатого года я выехал на ужин в Зимний дворец заметно раньше, чем делал это всегда, то есть в половине шестого вечера. Кроме того, со мной ехала Мари, что тоже бывало нечасто. Да, и на мне был не джинсовый костюм, как обычно, а парадный мундир. Правда, без орденов — больно уж они тяжелые, если нацепить полный комплект. Темнело, шел мокрый снег, но мерзкая погода не мешала хорошему настроению. Потому как в Зимнем нам предстоял не простой ужин, а праздничный.
Когда мы вошли в зал, на стол было уже накрыто, прислуга удалилась, а императорская чета сидела на своих местах. Присутствовали также главком авиации великий князь Михаил с женой Мариной Владимировной.
Подождав, пока и мы усядемся, Гоша встал и сказал:
— Дамы и господа! Торжественный вечер, посвященный нулевой годовщине не состоявшейся у нас Великой Октябрьской Социалистической революции, объявляю открытым. Слово для первого тоста предоставляется государственному канцлеру.
Торжественная часть, на которой, кроме меня, с тостами по очереди выступили и все присутствующие, закончилась обнародованием, пока только в узком кругу, очередного императорского указа. О том, что с двадцати трех часов пятидесяти девяти минут тридцать первого декабря текущего года Россия переходит на григорианский календарь. То есть январь восемнадцатого года будет коротким и начнется сразу с четырнадцатого числа. За церковью оставлялось право вести свои службы по старому летоисчислению.
Потом начался собственно ужин, а после него — танцы. Так как посторонние на этот вечер не допускались, то под магнитофон. Наконец где-то около одиннадцати празднество начало закругляться. Сначала уехала Мари, сразу за ней — Михаил с женой. Маша тоже отправилась спать, и мы с величеством остались одни за столом с полупустыми тарелками и бутылками.
— Ну вот, теперь и спокойно поговорить можно, — заметил император. — Будь добр, выруби это орало!
Я выключил магнитофон и вернулся к столу, после чего началась неспешная беседа. Хоть год еще и не кончился, мы в первом приближении подвели его итоги и признали их удовлетворительными. Потом перешли к грядущим событиям.
— Знаешь, — начал Гоша, — я тут вот что подумал по поводу ознакомления наших партнеров с реалиями того мира. Твои материалы пойдут только как первый шаг. Если же мы на нем и остановимся, нас сразу начнут подозревать как минимум в предвзятой подаче информации. Мысли есть?
— Есть, — не стал отрицать я. — Сразу после показа немецкой и японской сторонам моих роликов мы предложим им отправить своих представителей в двадцать первый век. Но не через портал, естественно, про него вообще речи не будет. А при помощи установки нетрадиционного туннелирования. В капсуле диаметром один метр. И не станем скрывать, что в полном соответствии с теорией Неймана эта капсула сможет с равной вероятностью финишировать в любом из трех миров. В двадцать первом веке, и тогда путешественник, выбравшись из капсулы, пожмет руки встречающим и отправится в ФРГ или Японию. В нашем мире — считай, это будет просто неудачный запуск, который недолго повторить. И наконец, в третьем мире, где глубокий космос, на который путешественнику можно будет любоваться примерно час, а потом придется или травиться самому, или медленно и неприятно помирать от удушья. То есть таким представителем согласится стать далеко не каждый, а только тот, кто готов пойти на смерть по приказу. А это подразумевает вполне определенный склад личности. Такой, при котором вряд ли человек начнет восхищаться увиденными им прелестями демократии. Скорее уж его доклад будет даже более резким, чем мои материалы. Ты же потом выступишь с речью насчет того, что нам надо еще теснее сплотиться для недопущения здесь такого будущего, какое посланцы увидели там.
— Жалко офицеров, ведь пошлют именно их, — заметил Гоша. — Им два раза подряд придется играть в русскую рулетку с двумя патронами в шестизарядном револьвере. При запуске туда и при возвращении.
— Пришлось бы, — уточнил я, — если бы мы с тобой были не только дураками, но и живодерами к тому же. Есть выход, не волнуйся, на самом деле попадать они будут только в двадцать первый век или обратно к нам. Потому как если мы хотим строить хоть сколько-нибудь счастливое будущее, нельзя зря отправлять на смерть честных и смелых людей. Неважно, русские они, немцы, японцы или даже граждане Израиля.
