* * *
Завершив утренний туалет, Игерна принялась за сборы. Как бы то ни было, но дело есть дело.
Выбрав новые парусиновые штаны и такие же сапоги — все работы погибшего три месяца назад от шальной пули парусного мастера Ларо, она отложила в сторону еще пару рубах и изящный шелковый камзол с капюшоном. Пусть дураки, если таковые в командах есть, потешаются над щеголихой. Но ее поймет всякий, кто видел, как скатывается с гладкой, будто стекло, ткани пятнистая тысяченожка, древесный скорпион или бурый слизень, встреча с которыми иногда кончается смертью незадачливого бродяги.
Потом, выбрав такую же парусиновую перевязь, Альери присела на койку, еще хранившую выразительный отпечаток тел…
Изгнав из головы посторонние мысли, она зажала пистолет между коленями дулом вверх, отвинтила крышку серебряной пороховницы и крышкой же отмерила нужную мерку пороха. Руки работали почти независимо от головы — обычная, хорошо знакомая работа. Всыпала заряд в длинный изящный ствол, заткнула пыжом из провощенной бумаги, немного подогрев в ладонях. Затем выбрала из бархатного мешочка (где в свое время какая-то арбоннская мадам держала лорнет) несколько пуль и, завернув одну в ту же вощеную бумагу, забила поверх заряда.
Затем эгерийка повернула пистолет, направив ствол вниз, в палубу, как учили, и рычагом черного дерева, медленно и плавно оттянула курок, слушая, как урчит взводимая пружина. Большим пальцем передвинула стопор. Поворот винта — и пиритовый камешек вошел в пазы.
Пистолет теперь можно было пустить в ход в считанные мгновения.
Вставив в затравку шарик из все того же воска, смешанного с серой и селитрой (чтобы влага не проникла к заряду), она положила пистолет на койку рядом с собой. Следом проделала то же самое с двумя другими пистолетами. Положила все три, заряженные и взведенные, на край стола рукоятками к себе — чтобы легко было сразу схватить их. (Тоже старая привычка.)
Взглянула на себя в зеркало из полированного металла, висевшее на переборке у двери. Впервые в жизни подумала, что красива…
Скрипнула дверь, и Игерна еле успела удержать дернувшуюся было к рукоятям пистолей ладонь (вот тоже — обыкновение!).
Эохайд, слава Эллу, этого не заметил. Или не подал виду.
И по его виду Бесстыжая почуяла — ему есть, что сказать.
И еще…
Поняла окончательно: то, что произошло между ними этой ночью, — не просто так.
Он сел рядом. Помолчал. Механически завернул крышку пороховницы.
А потом тихо сказал:
— Иг, не знаю, что нас ждет впереди… Меня мучает предчувствие, что есть немалый шанс… не выбраться из этого дерьмового дела. Те древние развалины… Я кое-что про них слышал, и не все, о чем болтают, вранье. Но отступать поздно… Может, мы все погибнем, поэтому я хочу, чтобы ты знала о том, что твоя судьба мне не безразлична. Я хочу, чтобы ты жила, поэтому, если что, бросай все к Хамирану и беги. Доберешься до побережья и станешь капитаном «Отважного»… Он надежнее, чем твоя старая лохань «Акула»… Если ребята будут протестовать, передашь им это…
Снял с руки кольцо с небесно-голубым сапфиром и протянул Игерне. Его печальный взгляд утонул в черных очах девушки. В их глубине изумление смешалось с испугом.
— Нет… нет… не говори ерунды… чушь это все… — забормотала она.
Эомар вздрогнул.
Ему очень захотелось обнять девушку, и он это сделал.
Гладя ее волосы мозолистой от рукояти палаша рукой, он испытал необычное, доселе неведомое чувство.
Вдруг представилось, что вот сейчас он заснет, а наутро проснется в Хойделле, в маленькой деревенской гостинице в Востершире или Дувнонне, и увидит рядом с собой мирно сопящую Игерну. Потом они сядут в дилижанс и поедут на север, там, где у границы с Шоннаном, неподалеку от Касла, примостилась маленькое поселение, а в нем домик с садиком… А там ребятишки бегают, мальчик и девочка… Мальчик гордый и немного печальный, а девчушка озорная и с темными глазищами, как у своей матери…
И еще ему привиделось, что это все вполне может произойти.
Даже ему, грешнику и пирату, болтающемуся в мире крови и ужаса, мире Изумрудного моря, может улыбнуться Элл…
— Возьми, — твердо молвил Счастливчик. — Я хочу, чтобы ты стала моей нареченной, если не перед лицом Создателя, то перед ликами тех богов, что правят в этих местах…
Он затаенно посмотрел в глаза девушки, ожидая ответа.
Ее брови взлетели вверх. А потом Игерна протянула ему правую руку.
— Это значит?.. — вопрос застыл на его приоткрывшихся в изумлении губах.
Она нервно кивнула, едва ли в состоянии что-либо добавить.
Эомар надел кольцо ей на палец. Тотчас же будто что-то соединило их неразделимой нитью.
Впервые за долгие годы де Альери почувствовала, что ей хочется плакать — и она доверчиво прижалась к нему, почти по-детски обняв за шею.
Счастливчик настолько был потрясен, что не удивился, а только стал гладить девушку по голове. Вот бы забыть про весь этот дурацкий поход и оказаться с ней где-нибудь далеко-далеко, там, где нет опасностей и суеты… А главное — подальше от Дальних Земель
В дверь постучали, и вошел боцман.
— Извините, что отвлекаю, капитан, но хотел сообщить, что все в порядке… Можно начинать высадку.
Словно очнувшись, Эомар сказал Игерне:
— Ладно, не буду мешать. Собирайся, а я пойду, посмотрю, как там его преосвященство со своим вечно мрачным помощничком.
Девушка смотрела на Счастливчика, а тот смотрел на девушку… В эти большие темные глаза. Она хотела что-то сказать, но Эохайд развернулся и вышел вслед за Банном, чересчур аккуратно прикрыв за собой дверь.
Альери еще некоторое время стояла, не шевелясь. Сейчас, при мягком свете утреннего солнца, она была похожа на растерянную девчонку, а не на дерзкого капитана пиратского судна, чье имя заставляет дрожать половину обитателей Изумрудного моря…
* * *
Стоя у кормовой надстройки, Эохайд смотрел на синюю гладь, лишь чуть тревожимую мертвой зыбью, и виднеющуюся прямо по курсу зелень берега.
Бухта эта именовалась Коралловой, хотя ныне кораллов тут наличествовало не так много. В свое время, правда, она вполне оправдывала свое название — были тут и великолепные розовые «пальчики богини», и роскошный, черный, как ночь, «олений рог», и глубокий синий «глаз павлина», и красная, как кардинальская мантия, «царская кровь».
В общем, все, что так дорого ценится женщинами и ювелирами.
Но лет шестьдесят назад владевшая тогда Ничьими Землями Эгерия сдала эту бухту на откуп танисскому купцу. В считанные годы коралловые заросли были буквально выкорчеваны, и что не доделали рабы-ныряльщики с ломами и крючьями, доделал порох, которым взрывали самые крупные рифы. Так что к концу хозяйничанья ушлого неверного в заливе не то, что кораллов, даже приличной рыбы не осталось. Потом была война За Наследство Эрдвина, или, как говорили на родине Игерны — война Вероломства.
