Они поняли это, увидев, как после обмена залпами, вдруг отвернул в океан «Сын Смерти».
В этот миг все четыре сотни корсаров, оставшихся на «Отважном» и «Разящем громе», поняли, что чувствовали их обманутые товарищи под Туделой.
Заметили бегство фрегата и на «Леопарде», и дон Орио лишь гадал: то ли его капитан, внезапно струсив, решил бросить поле боя, сочтя, что сражение проиграно, то ли это хитрый маневр, и корсары собираются дать втянуться эгерийцам в абордажный бой, а потом подойти с тылу и атаковать связанный схваткой «Леопард». Но значения это не имело, Ронкадор собирался сыграть по своим правилам.
Они ждут атаки в лоб? Не будем их разочаровывать!
— Труби абордаж, — скомандовал дон Орио.
Нуньес внимательно на него посмотрел.
— Они не поведутся! — убежденно бросил он. — Это же Рагир!
— Поведутся, — рассмеялся Ронкадор и добавил, осклабившись. — Это же Рагир!
Хрипло заревел боевой карнай, куда из всех сил дули два трубача, оповещая и своих, и врагов, что скоро им предстоит решить спор, кому жить, а кому умирать. Как повелось издревле — клинок на клинок, по закону абордажа. А закон прост: чтобы остаться в живых, нужно драться, несмотря на страх, кровь и боль, которые не могут не прийти, но которым надо противопоставить отвагу, злость и ненависть к врагу. И кто раньше бросил оружие, прося пощады, тот и проиграл — так что просто нужно продержаться дольше, чем враг…
Тем временем на палубе выстраивались морские пехотинцы. Все как полагалось по военной науке, где параграфы написаны не чернилами, а кровью.
Впереди — лучшие фехтовальщики с саблями, палашами и маленькими фехтовальными щитами. На всех каски и кожаные с проволочным плетением нагрудники — скверный доспех, иссекаемый в первой же серьезной схватке и не спасающий от неглубоких ран, но сохраняющий жизнь.
За ними сразу две шеренги вооруженных абордажными пиками и теми же щитами матросов, которые будут бить из-за спин передовой линии, жаля, как скорпионы или шершни.
Дальше вновь цепочка фехтовальщиков, которая будет расправляться со случайно прорвавшимися или спрыгнувшими с мачт разбойниками или затыкать разрыв в цепи, если такое случится.
За ними — два десятка пистолерос, с тесаками у пояса и в кожаных жилетах с нашитыми рядами петель, куда вставлены снаряженные фитильные пистолеты (по четыре в запасе и одному в руке), готовые бить навскидку по врагу в упор.
Сейчас фитили еще не подпалили, лишь дымятся роговые зажигательные лампы в руках у «пономарей» — специально для такого дела приставленных к стрелкам.
Тут же — отряд панцирников в разномастных кирасах и кольчугах — это на случай если враг прорвется на палубу галеона.
И, наконец, последний убедительный довод — платунг аркебузиров с заряженными ружьями.
Тут дон Ронкадор позволил себе чуть усовершенствовать уставной порядок — у половины стрелков вместо ружей были арбалеты, стреляющие раза в два быстрее. А еще у грот-мачты сгрудилось полтора десятка айланцев и меднокожих, кряжистых плосколицых северян с луками в руках. Оружие обманчиво опущено, но стрелы уже наложены на тетиву. Этих Ронкадор собирал и привечал особо. Каждый из этих бывших охотников и воинов способен выпустить по десятку стрел за время, пока самый лучший стрелок перезарядит аркебузу.
Все было готово, и можно было не бояться. Удара правильно построенной абордажной роты не выдержать ни одному пирату.
Единственное, что может угрожать, — это возвращение фрегата или если корсары действительно не поведутся на вызов и первыми начнут артиллерийскую дуэль.
Но пока все шло правильно и плавно, как брашпиль, щедро смазанный пальмовым маслом.
Дон Орио бросил взгляд на корму, где на мостике расположился десяток его лучших стрелков во главе со Слепым Пьедро — немолодым уже хромоногим охотником на одичавших быков и исполинских малано из льяносов Золотого берега, способным послать пулю на полкабельтова в голову намеченной жертве.
Стоявший рядом с каждым матрос держал тяжелое, неуклюжее оружие.
Это были особые аркебузы, что для увеличения дальнобойности заряжались двойным зарядом пороха, и стволы которых были окованы кольцами лучшей оружейной стали.
Вот Пьедро облокотил ружье о перила мостика и тщательно прицелился.
Сейчас главное успеть…
Его стрелки должны снять рулевого и по возможности подстрелить капитана, чтобы начавший рыскать на курсе пират сбил прицел пушкарям. Но ведь меткие стрелки есть и у флибустьеров, и может быть, именно сейчас кто-то из бывших приятелей Слепого Пьедро уже берет на прицел мостик «Леопарда».
В этот момент Пьедро выстрелил, за ним ружья разрядили оставшиеся. Из-за дыма Ронкадор не увидел — упал ли кто на мостике пиратского галеона, но, судя по тому, как повело его в сторону от курса, видимо, попал.
Двадцать пять пушек правого борта «Разящего грома» ударили вразнобой, послав ядра в цель. Вокруг «Леопарда» взметнулись водяные столы, ядра с грохотом ударили в борта галеона. Но когда дым немного рассеялся, оказалось, что эгериец был едва задет. Шавресс даже не успел подумать толком, с каких русалок рулевой рыскнул на курсе, как «Леопард» ответил. С высокой палубы на них обрушился шквал огня из всевозможного оружия. На палубу рухнули обломки сбитой стеньги в паутине вант. Тяжелые ядра прошлись по баку, перебив кучу народу.
— Лево на борт! — заорал кто-то, потеряв видать разум. — На абордаж! К бою!
Пираты, растерявшись, заметались по палубе. За время своей службы у Сына Смерти они просто успели поотвыкнуть от настоящих боев. Купцы сдавались обычно сразу, после одного-двух залпов, а от военных кораблей Рагир ловко ускользал — то ли из-за своей безумной удачливости, то ли, как шептались в кубриках, благодаря помощи самого Сабади.
И вот теперь они явно не знали, что делать.
— Румпель! Румпель на правый борт! Шаргат бы вас всех драл в задницу! — орал Шавресс, смахивая со лба кровь. — И кто-нибудь, держите парус! Крепить штаги, мать-перемать!
Рулевой пытался выполнить приказ, но беспомощно повалился на колени, кровь хлынула из рваной раны на груди. Боцман отчаянно кинулся было к парусам, но опоздал. Галеон, потерявший управление в тот момент, когда картечь огненным вихрем пронеслась по его палубе, развернулся носом по ветру и был напрочь лишен возможности маневра.
А стрелки на марсах эгерийца, сблизившегося уже меньше чем на два кабельтовых, принялись палить по палубе беспомощного «Разящего грома».
— Кто-нибудь, к штурвалу! Идем на абордаж, иначе не… — выкрикнул поднявшийся боцман.
Он знал, что против них направлены большие пушки, заряженные сорокафунтовыми ядрами. И прекрасно понимал, что еще пары десятков попаданий таких ядер достаточно, чтобы отправить «Гром» на дно. Он побежал по шканцам, на ходу выкрикивая команды.
И тут чья-то шальная или, наоборот, дьявольски меткая пуля впилась второму боцману в бедро. Он даже почувствовал, как ломается кость от удара, услышал жуткий хруст — и со сдавленным стоном рухнул на палубу без памяти.
