Макеев махнул рукой. Все и так понимали, что хорошие отношения с аборигенами важны как никогда, так что пусть пока лопают свою репу и прочие овощи.
— На крайний случай, — продолжил Довбняк, — думаю, товарищ капитан нам из своих стад барашков подгонит, — кивнул в сторону замполита. — Так что с голоду не помрем.
— Это всегда пожалуйста, — подтвердил Лыков. — Могу, кстати, предложить верблюдов, у нас их больше обычного в этом году. Так сказать, хороший урожай верблюдов выдался. Не молочный поросенок, конечно…
— Ничего, — покладисто согласился прапор. — И это сожрем, не до жиру… — Он усмехнулся, видимо, вспомнив идею Бровченко насчет топлива. — Но это еда. А вот с вещевым довольствием хужей. Если фактически, то только то, шо на бойцах да в вещмешках. В наличии на складах имеется тысяча банок черного крема для обуви, два тюка холодного нижнего белья солдатского — трусы и майки, один тюк кальсон зимних и мыло хозяйственное. Вот и все. Правда, мыла много. Двадцать тонн.
— Что ж это получается? — тоскливо произнес Роальд. — Штаны с гимнастерками вывезли, а нас не успели?
— Да нет, товарищ капитан, просто у нас и до Эвакуации на складах было шаром покати. Вы же понимаете — секретность. Из-за этого нормального требования написать было ни на шо нельзя, все приходилось по фиктивным ведомостям в десяти местах получать — и без того кое-где бойцы уже обмундирование третьего срока носки надевали. Но вот что самое поганое — зима настает через три месяца, а зимнего обмундирования у нас не имеется — вот его вывезли. Конечно, тут не Заполярье, и полушубки вроде как без надобности. Но вы же помните, тут даже и снежок выпадает.
— Шкуры и войлок для пошива верхней одежды я могу поставить, — с готовностью предложил замполит.
— Ладно, об этом нужен отдельный разговор. Что по вооружению?
Начальник службы боепитания Сергей Буров вставать не стал — сломанная нога еще давала о себе знать.
— В общем и целом ситуация такова. На сегодняшний день в распоряжении сводного дивизиона имеется, не считая штатного вооружения бронетехники… — Он углубился в бумагу. — Пистолеты Макарова 9-мм — сто штук, пистолеты ТТ — двести пятьдесят штук, пулеметов ручных ПК — девяносто восемь штук, гранатометов РПГ-7В калибра сорок миллиметров — двести, пулемет ДШК — один и еще три в нерабочем состоянии. А вот патронов к ним много. Еще обнаружено триста автоматов ППШ и шестнадцать ящиков карабинов СКС — итого двести шестьдесят пять штук. Видимо, предназначались для вооружения союзников. Из артиллерии имеем две горные пушки, и по сто двадцать снарядов на каждую, батарею горно-вьючных минометов калибра 82,4 — даже и не думал, что это старье где-то хранится. Правда, пользоваться этим особо никто не умеет, — добавил он, вздохнув. — Есть еще одно 106-миллиметровое безоткатное орудие Б11 — предназначалось для вооружения морской экспедиции, но было оставлено у нас из-за поломки системы горизонтальной наводки. К нему двести снарядов. Стрелять из него, правда, придется, поворачивая всю пушку целиком, как в старину, но хоть что-то.
— Что еще?
— Серия плакатов по стрелковому вооружению для оформления учебного класса — десять комплектов, — закончил Сергей под тихие смешки собравшихся.
— А с патронами как?
— Патроны? Есть пока…
Он заглянул в бумажку.
— Патроны 7,62-мм к ППШ и ТТ — триста тысяч, патроны 7,62-мм образца сорок третьего года — в цинках и россыпью триста с чем-то тысяч, патроны для «калашей» калибра 5,54 — триста тысяч. Выстрела для гранатометов восемь тысяч, ручные гранаты Ф-1 — две с половиной тысячи. Еще есть восемь тысяч сигнальных ракет четырех цветов, и выстрелов к танковым пушкам калибра сто миллиметров — триста. Чего мало, так это патронов калибра четырнадцать и пять для КПВТ — от силы по три сотни на каждый ствол. К пулеметам Громова и того меньше — по двести семьдесят. Также с объекта тринадцатого управления КГБ вывезено тысячу двести килограммов аммонала и двести детонаторов.
Собравшиеся приободрились — с таким арсеналом ни одно войско в этих краях им пока не страшно…
А майор уже готовился опрашивать начальника службы связи и сигнализации, младшего лейтенанта Николаева…
…И вот сейчас, за дверью его, Макеева, ждут те же самые люди — чтобы услышать о перемене в их судьбе. С тех пор стало меньше патронов и почти не стало бензина, а место надежды на возвращение окончательно заняло понимание, что теперь их дом здесь.
Начиналась новая жизнь…
А какой она станет — это зависит от него.
От них.
От удачи.
От судьбы.
Октябрьск/Тхан-Такх.
Дом офицеров имени Г. К. Жукова
— Не пей. Вино отравлено, — улыбаясь, словно сообщала что-то очень приятное, прошептала ему на ухо Алтен, нарушив политико-этнографические размышления.
Руки Макеева, только что принявшие от Гохосс-Са тяжелую золотую братину с вином, традиционно завершавшую пиршество, непроизвольно дрогнули. Хорошо, что сосуд уже не был таким полным, как сначала, а то непременно пролил бы рубиновую влагу, что считалось у степняков дурным знаком.
Но как такое могло быть? Ведь он сам же и наливал напиток в братину из бурдюка и сделал первый глоток перед тем, как пустить ее по кругу. Тогда все было в порядке, а сейчас, выходит, кто-то успел подсыпать отраву, пока сосуд передавался из рук в руки. Кто? И зачем?
Ну, второе-то, положим, понятно. Кому-то не хочется, чтобы союзный договор между племенами и чужинцами был подписан. А вот кто? И главное — когда? Сколько человек до Александра уже успело отведать отравленного вина.
— Ты уверена? — так же негромко молвил майор.
Чародейка пожала плечами. Уж ей ли, главной специалистке по отравам в своем ковене, не знать. Ядовитые вещества имеют ни с чем не сравнимую ауру, которую профессионал не может не заметить.
— Это Зуб Шеонакаллу, — убежденно заявила девушка. — Гадость редкая! Использовался высшей аристократией Сарнагарасахала для сведения счетов друг с другом. Действует медленно, но верно. Интересно, кто это решил раскошелиться?
— А что, так дорого? — полюбопытствовал Макеев.
— Безумно! За одну порцию нужно отдать сто лучших скакунов.
— Ого! — чуть не присвистнул Александр.
Цена для прижимистых степняков и впрямь несусветная — тут даже выкуп за невест обычно в овцах назначали.
Все это время он продолжал держать сосуд в высоко поднятых руках, демонстрируя братину — символ единения — всем присутствующим и отвешивая церемонные поклоны особо почетным гостям.
— Что же делать? — растерянно прошептал землянин. Само собой, пить это дерьмо ему не хотелось. — Может, сделать вид, что споткнулся, да и вылить все это на фиг?
— Нельзя, подумают — плохое знамение.
