До лекаря, наверное, дошло, чего от него хотят.
Склонившись над мертвецом, он принялся внимательно изучать характер полученных Коркиным повреждений. Дотронулся рукой до развороченной арбалетным болтом нижней челюсти. Затем поднялся на ноги и уныло развел руками. Дескать, медицина тут бессильна.
— Что же ты тут из себя Иисуса Христа корчишь?! — гневно вспыхнул капитан и повернулся к «негру» спиной, показывая, что разговор закончен.
Но местный лекарь, видимо, так не считал. Похлопав Анохина по плечу, указал на группу раненых.
— Хочешь помочь? — догадался Георгий и скептически разрешил: — Ну попробуй.
К счастью, особо серьезных увечий разведчики не получили. Легкие ожоги да царапины. Тут и йодом обойтись можно.
А вот рядового Смагина, кажется, зацепило всерьез.
Он тихо шипел сквозь зубы, не в силах раздвинуть заплывшие красные веки с начисто сгоревшими ресницами. Вся верхняя часть лица приобрела цвет, неприятно напоминающий свежеободранную тушу. Из трещин лопнувшей кожи сочилась белесая сукровица. Кажется, Макеев поторопился сказать, что тяжелых у них нет. Как бы не пришлось отправлять парня на Землю.
— Ну как? — кивнул темнокожему.
Тот скользнул легким взглядом по Смагину и кивнул. Потом присел на корточки рядом с увечным, положил ладони ему на щеки — и багряный, налитый кровью ожог начал бледнеть буквально на глазах.
Все присутствующие с открытыми ртами наблюдали за происходящим.
— Джуна Давиташвили! — только и вымолвил Анохин.
— Электросекс! — восхищенно подхватил стоявший рядом Чуб.
— Кто? — переспросил капитан.
— Электросекс, товарищ командир, — смущенно повторил боец. — Или электросенс? Ну так вроде называют тех, кто может всякую такую… ну кто, в общем, без лекарств лечит. Вроде как лечебный гипноз: человеку внушают, что он здоров, и он выздоравливает. Даже паралитиков так можно на ноги поднять, говорят.
— Что тут у вас? — полюбопытствовал незаметно подошедший Макеев.
— Да вот, цирк бесплатный, — отозвался Георгий. — Местный экстрасенс проводит сеанс исцеления руками.
— Ну-ну, — заинтересовался майор. — И успешно?
— Да вроде как отпала необходимость в нашей медицине.
— Молодец! Чуб, поставь-ка его на довольствие. И сто грамм боевых налей. Не видишь, человек умаялся.
Лекарь и впрямь выглядел нелучшим образом. Весь осунулся. Кожа из темной стала какой-то серой.
Вдруг, растолкав товарищей, вперед пробился Серегин, подсел к эскулапу и протянул ему обе руки. Тот отрицательно покачал головой, отводя мягким движением ладони солдата. Но парень настойчиво протянул их вновь, при этом указав на вполне пришедшего в себя Смагина.
Целитель еще секунду поколебался, но все же взял Артема за запястья и прикрыл глаза.
Через минуту-другую его глаза живо заблестели.
А Серегин, напротив, почти мгновенно побледнел и осунулся, по его телу несколько раз пробежала легкая судорога.
После того как «донора» передернуло в третий раз, местный экстрасенс решительно отпустил ладони Артема, затем несколько раз надавил пальцами на какие-то ведомые одному ему точки на запястьях ефрейтора и пошел к раненым.
— Вот так, подзарядил человека, — хрипло бросил Серегин Макееву.
— И зачем? — бросил тот.
— Надо было, — не по-уставному ответил ефрейтор. — Он нашему помог…
— А ты как узнал? — недоумевающе спросил его Анохин.
— Догадался, — устало бросил Серегин и, опустив веки, замер.
Выглядел он, что называется, краше в гроб кладут.
— Наверное, теперь и врачи будут не нужны, — тихо пробормотал он, расслабленно вытягиваясь на земле.
Глядя на парня, Макеев тяжело вздохнул.
Да, отчего-то ему становилось все тревожнее. Экстрасенсы, способные не только лечить, но и выпить из человека всю силу. Непонятно чем и как уничтоженная бронеединица.
Вообще-то некие догадки насчет последнего у майора уже появились. Но, с одной стороны, выглядели они уж совсем бредово — даже на фоне всего того, что он увидел и узнал в последние дни и часы. А с другой — если они и впрямь имели хоть какое-то отношение к действительности, то не лучше ли им будет быстренько смыться обратно в свой мир и плотно-плотно закрыть за собой двери?
Тут ему в голову пришла мысль совсем уж неуместная: а что, если эти самые двери закрыть уже не получится?..
— Товарищ майор! — Позади Макеева стоял связист с наушниками. — Есть связь с вертолетом!
Вначале комроты ничего не услышал — эфир был девственно чист. Но потом сквозь шорох далеких грозовых разрядов пробился хриплый, надтреснутый звон, который обычно издают скверно налаженные ларингофоны.
— Борт один — ноль на связи, как слышите меня, прием. «Кентавр», ответьте «Стрекозе», как слышите меня?
— Здесь Макеев! — радостно рявкнул в микрофон майор. — Слышу вас хорошо, «Стрекоза».
— Идем точно на двуглавую гору, вас пока не видим. Подожгите дымарь или дайте ракету.
— Лады. Только… «Стрекоза», а вы бы подальше от нас сесть не могли? А то тут у нас полсотни аборигенов, как бы они в штаны не наделали, глядя на вас.
В наушниках несколько секунд слышалось лишь гудение ларингофона и треск помех.
— Ну уж нет, — наконец ответила «Стрекоза». — Воздушный цирк в этих горах я устраивать не буду. А местные пусть привыкают.
Аор наконец понял, что его беспокоило больше всего.
На «зеленых» почти не было оберегов. Кое у кого имелись слабенькие амулеты на шеях, но и только.
С неприятным холодком он подумал, что вполне может усыпить любого из них в пять минут или даже, при удаче, остановить сердце.
Странно… Впрочем, если при войске есть в достаточном числе могучие чародеи, а военачальники не берегут воинов (тем более, кажется, тут в основном необученная молодежь), то такое вполне возможно.
Тем временем один из солдат вытащил из зеленого ящика какую-то палку или жезл и дернул торчавший из него короткий хвостик. Из жезла донеслось короткое рассерженное шипение, словно внутри сидело полдюжины змей, а затем вырвался столб дыма — хотя и не колдовского, но какого-то диковинного.
Пару минут ничего не происходило, а потом из-за гребня горы донесся непонятный стрекот — словно там подала голос большая саранча.
Шум нарастал с каждым ударом сердца. Вот уже в нем слышится грохот железных шривиджайских барабанов и свист воздуха, рассекаемого исполинскими крыльями. Умножаемый эхом, звук этот невольно вызывал желание броситься на камни и распластаться на них, вжаться изо всех сил, чтобы оно не заметило жалкого человечишку.
