— Верно! — воскликнул князь Иртас. — Но именно маги твоего ковена, уважаемый, творили самую важную их часть! И именно от них зависел главный успех!
— Ты так хорошо разбираешься в чародействе? — растянул губы в ледяной, недоброй улыбке Коцу, проигнорировав нарочито ошибочное титулование, так как «уважаемым» титуловать великих магов было не только неприлично, но иногда и небезопасно. — В таком случае, может, ты сотворишь Знак своими силами, без помощи презренных недоучек из жалких ковенов? У вас ведь осталось достаточно жрецов?
— Издеваешься?! — проревел имперец, багровея на глазах. — Ты не хуже меня знаешь, что наши жрецы лишились почти всех сил, после того как проклятые пришельцы разрушили Лабиринт!
— С каких это пор гости, пущенные в чужой дом из милости, получили право кричать на хозяев? — с той же ледяной вежливостью ответил маг.
И довольно отметил, как одобрительно зашептались собравшиеся.
— И в самом деле, уважаемый Иртас, — изрек, поглаживая бороду, кормчий ковена Белых Птиц, Георран Уру Касс. — Ты забылся, извинись перед почтеннейшим Эйгахалом.
— Я не извинюсь перед тем, кто, возможно, из ненависти ко мне и моему богу предал своих же товарищей! — отрезал глава правительства империи в изгнании.
Зал взорвался возмущенным гулом, кое-кто повскакивал с мест.
Это и в самом деле не лезло ни в какие ворота — можно думать что угодно, но прилюдно оскорблять одного из тех, кто оказал тебе гостеприимство!
— Мы, верно, и в самом деле ошиблись, заключив союз с рабами Темного — так, чтобы слышали все, бросил Каю Рютт, второй кормчий Синих Звезд. — Если они так себя ведут сейчас, то что начнут делать, если победят?
— Ты обвиняешь меня в измене, князь? — отрывисто бросил Коцу.
— Живи мы в империи, и тебя уже допрашивали бы стражи врат, — подтвердил местоблюститель обсидианового трона.
— В таком случае сделай это как положено! — поднялся Эйгахал. — Этот пришелец обвинил меня в предательстве, и, если ему угодно сделать это второй раз, я потребую Суда равной кары!
Все замолкли, кто-то охнул в изумлении.
Суд равной кары — старый обычай колдовского союза, дававший право всем, даже жалкому нищему, обвинить в преступлении любого, не исключая великого кормчего. Но также и предусматривавший, что человек, не сумевший доказать свое обвинение, подлежал тому же самому наказанию, какое полагалось за преступление, в котором он обвинил другого.
К набычившемуся князю подскочил один из советников — жрец четвертого или пятого ранга низвергнутого бога, что-то зашептал ему в ухо.
Тот как-то сник и уселся на место.
— Я беру свои слова обратно… почтеннейший Коцу, мой разум помутился от горечи неудачи. Вся моя семья… осталась в Сарнагаре, и я молюсь Темным Владыкам, чтобы евнухи моего дома успели оборвать жизни моих дочерей, прежде чем грязные пришельцы и степняки до них доберутся.
— Я прощаю князя из уважения к его горю, — бросил в ответ кормчий Холми. — Пусть это останется в прошлом.
— Но тем не менее нужно понять, почему не сработала наша магия, — взял слово Тархан, кормчий Стерегущих, когда страсти улеглись.
— Откуда же знать? — изрекла Аритта, второй кормчий ковена Двух Сердец. — Последний раз Знак Уничтожения был использован двести лет назад… Кроме того, не забудем, чужинцам помогали грайитки…
— Проклятые бабы! — взвился князь. — Мы не пускали их в империю, и они ненавидели нас, ненавидели за приношения детей нашему богу! Когда мы вернем власть, я не успокоюсь, пока мы не выкорчуем их с корнем повсеместно — от моря до моря!
Эйгахал лишь усмехнулся про себя, видя печальную гримасу на лице Аритты. Лучший знаток врачебной магии, конечно, знала то, что кормчий выяснил лишь недавно. Одним из секретов долголетия ковена Грайи было то, что целительницы, умевшие остановить самую жуткую эпидемию, могли с тем же успехом и напустить ее на слишком уж настойчивого врага.
Да, грайитки очень умны, чего не скажешь о Конгрегации и ее ковенах, не исключая и его собственного.
Коцу со злостью чувствовал, что, похоже, перехитрил сам себя.
Его план летел к Шеонакаллу под хвост! (Был ли у Шеонакаллу хвост, и если да, то в каких именно воплощениях, он не помнил, впрочем, сути дела это не меняло.)
Он не возражал, когда Белые Птицы и прочие предложили впустить на земли Конгрегации остатки войска Сарнагарасахала, полагая, что те, известные своей наглостью, гордыней и склонностью к грабежам, быстро доведут его собратьев до белого каления. После чего вполне понятное раздражение основных ковенов обрушится на инициаторов этого дела, как обычно бывает в подобных случаях. Всплывут старые обиды, и в итоге ковены окончательно перессорятся между собой. После чего ему останется только предложить заключить с пришельцами вечный мир и приступить к Главному.
Но просчитался, недооценив противника.
Этот треклятый князь Иртас и кучка прибывших с ним жрецов каким-то образом сумели приобрести огромное влияние на правителей Конгрегации и на самый сильный ковен — Белых Птиц. Очень быстро, словно само собой получилось, что местоблюститель (кстати, законы Сарнагарасахала такой должности не предусматривали) и служители Шеонакаллу все чаще стали присутствовать на заседаниях совета глав ковенов и даже, что неслыханно, получили право голоса.
И все чаще звучали на этих советах два слова — «война пришельцам!».
Забавно, но сам Коцу далеко не сразу придал этому значение — он даже счел, что все идет по его плану. Потому как его Конгрегация и все составляющие ее ковены всегда отличались отменным здравым смыслом. И как так могло случиться, что идея биться с теми, кто сокрушил мощнейшую в этой части Аргуэрлайла державу, не раз чувствительно щипавшую самих магов, получила такое распространение? И Увай Аят — верховный стратег, и Мак Мах — главный в Совете мудрости, и даже давний союзник и единомышленник Коцу — ковен Синих Звезд — склонялся к этой мысли.
Да, хотел бы он знать, что именно сказали вождям Конгрегации изгнанники, что к ним вдруг стали прислушиваться.
В итоге, когда Эйгахал наконец спохватился, было почти поздно.
Он попытался остановить уже сорвавшуюся лавину. Не споря, потребовал, чтобы лучшие предсказатели и гадатели Конгрегации определили, чем все кончится.
Тем самым только, как выяснилось, сыграл на руку врагу. Все пророчества собранных тут прорицателей были весьма туманными, но на редкость зловещими. «Огонь ярче тысячи солнц», «крах прежнего мира», «искажение предначертания»…
Но больше ничего, как ни старался Эйгахал, не смог добиться от ведущих сейчас Конгрегацию.
Он даже сам начал сомневаться в своей затее и попытался проникнуть в память участвовавшей в этом деле Ирмы Сакко — лучшей мантиссы его ковена.
Ничего хорошего из этого не получилось, что именно видела девушка в коллективном трансе, она так и не вспомнила, а на следующий день явившаяся в ее покои служанка обнаружила свою госпожу болтающейся в петле…
