Световое действо длилось иногда по нескольку часов, а потом прекращалось.
Бывали и не столь впечатляющие зрелища: вращающиеся в глубине вод светящиеся колеса — сияющий обод и расходящиеся спицы диаметром всего с полкабельтова.
Про такие Каиров слышал еще на Земле — но вот не слыхал, чтобы они светились лиловым или пурпурным.
Странное дело, но ни одна рыба или медуза не проплыла в подсвеченной непонятным сиянием воде, несмотря на то, что Южный океан в этих местах был достаточно богат живностью. Хорошо, что голод мореходам не грозил, хотя от вяленых осьминогов и полусырой рыбы уже мутило.
Но на этом жуть не кончилась.
Все чаще стали попадаться острова.
Чаще нормальные — сухие, с редкой россыпью деревьев и солоноватой, невкусной водой. И без единого признака присутствия человека.
Но были и другие — зеленые, аккуратные, приветливо машущие листьями густых пальм — но прямо-таки физически излучающие опасность.
Как-то у них почти иссякла вода, и капитан решил все же пристать к такому острову.
Однако чем ближе каноэ подходило к суше, тем сильнее ощущалась угроза. Причем, судя по выражению лиц, то же самое чуяла вся его команда.
Не доходя двух кабельтовых до песчаного берега, Каиров приказал повернуть. И когда уже бросил последний раз взгляд за корму, увидел, как между деревьями мелькнуло что-то длинное и черное — как огромная змея или чей-то хвост. Показалось ему или нет и что это могло быть такое — думать не хотелось. Кавторанг удержался от расспросов, заметили ли что-то его люди.
А вспомнить ту скалу, встреченную три дня спустя после того шторма, в который смыло за борт рехнувшегося Володьку Сорокина! Торчащий прямо посреди синевы океана пик, поднимающийся к небесам метров на пятьсот, а на вершине — высокая цилиндрическая, плавно сходящая кверху гладкая башня в половину высоты горы. Причем не каменная, а сияющая тусклым серебром металлического покрытия. А на линии прибоя — гниющая рыба и выброшенные на скалы кости морских тварей, белеющие под солнцем и напрочь отбивающие желание даже приблизиться к острову.
Чтобы команда не потеряла присутствия духа, Каирову приходилось стараться не на шутку.
На каждой стоянке он загружал команду работой, приказывая устранять малейшие поломки в корпусе, делать запасы побольше. По его приказу моряки учили местные языки. Преподавателем выступал совсем было скисший Иска Тоно. Один из ребят, ленинградец Михаил Орлов, оказался любителем хитрой восточной игры го, и свободные от вахт и прочих занятий резались в эту китайскую головоломку, используя вместо фигур пестрые раковины и камешки.
Так они шли то ли сто тридцать, то ли сто сорок дней — в шторм было не до календаря. И вот наконец берег.
Но что их ждет впереди?
Полускрытый предутренними сумерками берег неуклонно приближался — уже была видна полоска прибоя на отлогом песчаном пляже.
Каиров еще раз распорядился проверить оружие, хотя проверять особенно было нечего.
Один ПС с шестью патронами в обойме у него в кобуре. Три пустых АКМ-74 и полтора рожка патронов у старшины-морпеха Коли Митина. Две РГД на поясе старшего матроса Коновалова. Несколько сигнальных ракет и фальшфейеров, местный бронзовый меч и штык-ножи… На одну схватку. И то лишь если враг не побежит. В противном случае, после того как закончатся патроны, их просто засыплют стрелами. А бронежилеты и каски остались там же, где и вся флотилия. Если полезут в рукопашную, то морпехи, конечно, пару минут отмашутся…
Размышления его оказались нарушены воплем Тоно.
— Там… там… — Трясущаяся рука переводчика указывала на берег, лицо помертвело, из темно-бронзового став сероватым. — Великаны, великаны стерегут эти берега!
Каиров поднес бинокль к глазам — и оторопел.
Неподвижные темные силуэты, приближенные окулярами бинокля, ровно выстроились вдоль берега, как солдаты в шеренгах.
Это похоже на…
Но тут взошло солнце, залив сумрак розоватым ярким светом.
И смех разобрал Каирова, страх мгновенно отпустил.
Команда уставилась на гогочущего капитана, и в глазах всех восьмерых он прочел один и тот же вопрос: а не рехнулся ли их командир?
— Все в порядке, ребята, — отсмеявшись, бросил кавторанг. — Это статуи. Ну как на Земле, на острове Пасхи.
Он даже не заметил, как пропустил обычное «у нас».
Истертый штевень их каноэ вошел в черный песок пляжа.
Изваяния — каждое метров по десять-пятнадцать высотой, выстроившиеся шеренгой, как почетный караул, — бесстрастно взирали на пришельцев.
Повинуясь неосознанному порыву, Каиров высоко поднял над головой ракетницу и выстрелил, салютуя открытой ими земле.
Три разноцветных огня — синий, красный и желтый — взмыли в небо…
Из прибрежных зарослей кучка жрецов в благоговейном ужасе созерцала странных людей, только что зажегших летучие огни священных цветов прародительницы Иас-Марои — небесной покровительницы этой земли.
— О властелин тысячелетий, — изрек старший смотритель покоев, — к тебе Яо Сай Ма, девятый служитель пресветлой Иас-Марои, прародительницы твоей и народа, великий хранитель Нефритового алтаря и…
— Зови, — оборвал его излияния владыка Чаг Рао Син.
Ему уже не так много осталось пребывать на этом свете, чтобы еще выслушивать полные титулы приближенных. Титулы старые и пышные и такие же пустые. Спасут ли эти титулы, когда чужеземные солдаты ворвутся в стены благословенного Эриканта?
— Это ты, — сказал старый император, отрешаясь то ли от тяжких государственных дум, то ли от дурманящего сна, когда явился жрец — один из двенадцати высших служителей богини-прародительницы. — Я ждал тебя только вечером, Яо Сай Ма. Ты слишком тороплив.
— Никакое стремление быть полезным владыке не может и оказаться торопливым или преждевременным, — почтительно ответил вельможа.
Взгляд императора стал острым, будто хотел прочесть в мыслях придворного принесенную им новость, прежде чем тот выразит мысль словами.
— Говори, — приказал император, жестом прогнав с веранды слуг с опахалами.
— О великий, — начал Яо Сай Ма, — старший алгу нашей обители уже четвертый день видит один и тот же сон.
Рао Син насторожился. Он испытывал слабость к пророчествам. Им государь верил порой больше, чем словам своих приближенных, — по крайней мере, если предсказания и лгали, то бескорыстно.
— В этом сне к нему являлась хозяйка волн и просила ее народ не беспокоиться… Она сказала, что пришлет помощь против Сахотта и поддержка эта придет с той стороны, куда уходит каждую ночь Солнце, а принесут ее волны. Цвет ее — черный, искры ее — оттенка радуги, с ней гром и с ней мудрость нам неведомая.
— И что это означает? — нахмурился владыка.
