– Кнут Ларсен, из данов, свободный человек.
Князь нахмурил брови:
– На торгу, сказывают, задирал людей, меч обнажил. Это правда?
– Меч обнажил в ответ на обиду.
– Видаки есть?
Из толпы протолкались вперёд человек шесть-семь, почти все сразу начали говорить. Князь поднял руку: – Тихо, по очереди.
Каждый из свидетелей рассказал, что он видел. Князь обратился к норманну: – Люди сказывают, ты первый начал их задирать, обиды чинить: толкался, жёнку чужую зацепил. Что можешь сказать в своё оправдание?
Норманн заносчиво пожал плечами.
– Присуждаю к гривне штрафа в княжеский доход, из города изгнать без права появляться.
Норманн насупился, сквозь зубы что-то забормотал по-своему. Стражники развязали меня, и я оказался свободен. Они подтолкнули – поклонись князю, невежа.
Я поклонился и отошёл назад, к людям. Ко мне тотчас же подошли мастеровой с женой, пожали руку.
– Поблагодарить хотим за помощь, совсем норманны обнаглели, нигде проходу от них нет – ни на улице, ни на торгу. Гостю обнажить оружие – не по Правде, грех.
Меня пригласили в корчму отметить моё освобождение. Кто был бы против? В корчме, недалеко от площади, где состоялся суд, было полно народу. Но нам местечко нашлось. Мастеровой протянул руку:
– Нифонт.
– Юрий.
– Пелагея.
Ну вот и познакомились. После поруба есть хотелось, и я заказал курицу, пирогов и вина. Нифонт запротестовал:
– Я приглашаю, и заказывать должен я. – Да ради Бога.
Служка живо приволок поднос с едой и кувшин вина. Мы выпили по стаканчику за праведный суд и моё освобождение. Немного посидев с нами, Пелагея ушла. В Москве женщин в корчме не увидишь, а в Новгороде – свобода.
Нифонт оказался гончаром и, вероятно, искусным. Многие из сидевших в корчме с уважением с ним раскланивались. Когда мы приканчивали второй кувшинчик вина, я уже знал все городские новости. Я уже подумывал о прощании – уж больно хотелось спокойно отоспаться на мягкой перине на постоялом дворе, когда в корчму ввалились три норманна. Были они явно навеселе, правда – без оружия, если не считать поясных ножей. Да только те ножи мало уступали длиною мечам – уже и тоньше, вот и вся разница. Лица уже багровые от выпитого, мутные глаза блуждали по корчме. Они нагло подвинули сидевших на лавке за столом каких-то крестьян, плюхнулись, заказали подскочившему служке вина и закуску. Не обращая внимания на сидевших, громко горланили по-датски.
Вечер явно обещал быть томным. По-моему, пора сматываться, приключениями я уже был сыт.
Нифонт это понял тоже. Подозвал служку; расплатились, поднялись и направились к выходу. Все трое норманнов уставились на нас, один вытянул руку и пальцем с обгрызенным ногтем указал на меня:
– Порази меня Один, это он!
Сидевший ко мне ближе норманн схватил меня за руку.
– Отвечай, это ты?
– Конечно, я!
Норманны взревели. Я свободной рукой схватил норманна за руку, провёл приём и ткнул его носом в стол. Помимо моего желания, он случайно угодил лицом в похлёбку. Норманны вскочили, сидевший в корчме народ бросился врассыпную. Все знали буйный и драчливый нрав северных гостей.
Лишь один здоровенный мужик схватил лавку поперёк и со спины здорово врезал двум норманнам, сбив их на пол. Да не на тех напал. Норманны почти мгновенно вскочили, в руках их уже зловеще поблескивали ножи. Оба почему-то кинулись на меня. Чем-то я им точно не нравился.
Одному вовремя подставил подножку Нифонт, от удара второго я ловко уклонился, в ответ завесив ногой со всей силы по причинному месту. Норманн завыл, бросил нож и упал.
Я схватил его нож и отступил назад. На меня, свирепо сверкая покрасневшими глазами, надвигался тот, которого я окунул в похлёбку. Я сделал движение влево и тут же вправо. Норманн, хотя и был пьян, отслеживал ножом мои движения. Конечно, с детства привык к железу, навык есть. Медленно он надвигался на меня. За ним мужики боролись с двумя другими норманнами, слышались звуки ударов, крики, грохот бьющихся горшков и посуды.
Надо что-то срочно предпринимать. На мне лишь рубашка да кафтан – неважная защита от ножа. Я периодически взмахивал своим ножом, не давая норманну подойти ближе; спиной я уже чувствовал стену.
Выхода не было – я вжался в стену и вывалился спиной вперёд во двор. Вскочил, обежал дом и побежал ко входу. Из дверей выбежали посетители, внутри было шумно, норманны разошлись не на шутку. Оттолкнув субтильного мужичонку, я влетел внутрь.
Вся троица наступала на здоровенного мужика с лавкой в руках. Нифонт и ещё один посетитель хватали со столов миски, горшки, ендовы и кидали в норманнов. Те лишь отмахивались, как от надоедливых мух.
Недалеко от дверей на кухню валялся ухват. Хороший такой, с железной рогатиной. Я метнулся к нему, схватил, размахнулся и со всей силы врезал одному противнику по голове. С глухим стуком норманн упал на пол. Двое его побратимов повернулись ко мне, поглядеть – это кто там ещё?
Мужик с лавкой не упустил момент и хрястнул ей со всей своей медвежьей силищей. Норманнов как ветром сдуло. Я схватил Нифонта за руку и потащил к выходу. Если нас сейчас прихватит городская стража, трудно будет оправдаться во второй раз.
Когда мы уже отбежали почти на квартал и остановились перевести дыхание, Нифонт спросил:
– А ты куда делся, когда на тебя норманн с ножом шёл? Стоял, крутил ножом, и вдруг исчез?
Я нашёлся с ответом:
– Глаза им отвёл.
– А, волхвуешь маленько. Грех это, да уж коли на пользу пошло, отмолишь потом. Ловко у тебя получилось. Скорее бы они уже отплыли. У причала их корабль стоит, на носу морда драконья, страшная.
Мы попрощались; я отправился на постоялый двор, Нифонт – домой. Норманнский трофей я сунул за пояс. Ежели к нему ножны заказать, может и пригодится: сталь хорошая, в этом я уже научился разбираться.
На постоялом дворе, где я остановился, комната моя с вещами была в целости – хорошо, что я заплатил за несколько дней вперёд. Есть не хочу, приключениями уже сыт, надо полежать на мягком – в порубе, на перепрелом сене жестковато.
Я разделся, лёг на лавку. Благодать! Но в голову лезли разные, причём дурные мысли. Вот в Москве я норманнов не видел. То ли пути дорожки не пересекались, то ли сказывалась близость Новгорода к Балтике, но явили они себя не с лучшей стороны. Но и мы, русские, тоже не были агнцами. Взять приключения в корчме. Да, остался жив, но по большому счёту мы оставили поле боя противнику, бежали позорно. И было-то их всего трое, а русских мужиков – полная корчма. Конечно, они – профессиональные воины, кормятся с меча, но всё же…
Чем больше я размышлял о происшествии, тем сильнее чесались руки. Разум останавливал – ты в городе один, знакомых нет, помочь и прикрыть спину некому, что ты можешь? Обидно, да?
