Думал я недолго, пробежал пять-шесть метров, перепрыгнул сточную канаву, прошёл сквозь забор и оказался сзади противника. Тот стоял лицом к калитке, ожидая нового моего нападения. Я выхватил метательный нож и с силой швырнул его в шею норманна, целясь чуть ниже шлёма. Дан зашатался, меч выпал из руки, он опустился на колени, пытался опереться на руку, но она подломилась, и он упал. Я подошёл ближе. Дан негромко проговорил:
– Вложи мне меч в руку.
Ага, как же, я не самоубийца.
– Я ухожу в Валхаллу, Один не примет меня без оружия.
Норманн не просил – это было не в их правилах. Он просто рассказывал, хотя даже в темноте было видно, как белеет его лицо.
Ладно, иди к Одину. Я подобрал его меч, вложил ему в руку.
– Ты великий воин, славянин. Один смог одолеть пятерых. Сходи к конунгу, скажи… – Тут голос его стал слабеть, слова сделались неразборчивы, он умолк, дёрнулся и затих.
Достойно умер. Я хоть и противник его, но пожелал ему встретить своего бога – одноглазого Одина. Не я на них напал, сами пришли за моей жизнью, но я смог забрать их души.
Я запер калитку. На улице ничего не напоминало битву – сточная канава скрыла тело убитого, а другого, что лежал перед двором, я втащил внутрь. Жалко, что нет рядом вчерашнего Ермохи – трупы перетаскать к их хозяину.
Я уселся на крыльцо. Скрыть утром побоище невозможно – везде кровь, да и четыре трупа во дворе, никуда не денешь. Надо будить Авдея, тем более – небо на востоке стало сереть, запели петухи. С купцом просто необходимо поговорить, дом-то его.
С большой неохотой я поднялся, прошёл в дом, подойдя к опочивальне купца, постучал. Никакого ответа, только храп за дверью. Забарабанил кулаком. Из-за двери высунулась заспанная Лиза, купчиха.
– А, что? Почто людей ночью будишь, случилось чего?
– Случилось, Авдея буди.
Лиза исчезла, а через пару минут появился всклокоченный Авдей.
– Чего тебе, неугомонный? Ночью спать надо.
– Надо, только не получается. Оденься, вниз спустись, во дворе показать кое-что надо.
Я вышел, уселся на крыльцо. Через некоторое время показался одетый Авдей, потирая руками глаза. Небо уже посерело, и убитых было хорошо видно.
– Норманны?!
– Истинно так.
– Кто же их так?
– Авдей, ты что, не проснулся? Я конечно.
– Так их же четверо! – Авдей для убедительности растопырил четыре пальца.
– Пятеро, Авдей, один ещё в сточной канаве, за забором.
– Ну ты силён, как же это ты их, один-то?
– Авдей, не об этом думать надо. Куда убитых девать?
– Из-за этого ты меня разбудил? Всё равно утра ждать надо. Утречком к городской страже – рассказать, что и как, там уж решат, куда тела девать. Они напали на мой дом, ты защищался – вот и все дела, даже суда не будет.
– Ни фига себе, пять трупов – и суда не будет?
– Так по Правде, каждый может свою жизнь и дом оборонять от разбойников, а то, что убил – молодец, пятерых татей Бог твоими руками прибрал.
Авдей повернулся и, заходя в дом, проговорил:
– Пятерых норманнов – один, ночью… скажи кому – не поверят.
М-да, а я беспокоился о суде. Чай, смертоубийство произошло. В моё время, даже если бы закон был на моей стороне, по милициям и прокуратурам вдоволь бы потаскали, да ещё бы сделали виновным за превышение пределов необходимой самообороны, запросто впаяв срок. Им, пятерым, с мечами, напасть на меня можно, а для меня – превышение. И до каких пор права преступника будут защищаться лучше, чем права их жертв? Вопрос, конечно, риторический, но всё же…
Спать Авдей не ложился, вынес кувшин вина и два оловянных кубка. Разлил вино мне и себе: – Давай выпьем за удачу твою, что жив остался. – Мы чокнулись и выпили. Помолчали. Затем Авдей произнёс:
– Сколько живу, никогда не слышал, чтобы русич пятерых норманнов завалил. Не бывало такого. Наверное, у тебя ангел за спиной стоит, или сам Господь не оставляет своим вниманием, дорог ты ему чем-то, угодил – делами ли своими, другим чем – не знаю. Давай выпьем, чтобы и дальше он тебя не оставлял.
В общем, пока рассвело окончательно, мы были уже поддатыми. Меня немного отпустило после боя, а то внутри – как стальная сжатая пружина. Лечить я людей привык за свою жизнь, а не отбирать эти жизни, пусть и защищаясь.
На кухне зашевелились кухарки.
– Пойдём, Юра, перекусим, день хлопотный будет.
Мы поели вчерашних пирожков с вязигой, доели варёную куриную полть, запив всё сытом, и вдвоём направились к городской страже. Уходя, Авдей предупредил прислугу – во двор не выходить.
Пока шли, Авдей вдруг вспомнил:
– Мне холоп рассказал давеча, что вроде длань людскую во дворе нашли? Было?
– Было, Авдей, тебя беспокоить не стал. Прошлой ночью тати лезли, одного убил, второму руку отрубил.
– Мне почто не сказал?
– Зачем попусту беспокоить.
Авдей резко остановился, я ткнулся в него.
– Я хозяин в доме, за всё отвечаю, всё поэтому знать должон. Запомнил?
– Извини, Авдей, не подумал.
– То-то. А где вчерашний убитый?
– Так его раненый утащил.
Авдей захохотал; смеялся долго, вытирал выступившие слёзы.
– У вас в Москве все такие? Или ты один такой?
– Наверное, один, Авдеюшко.
– Ладно! – Купец похлопал меня по плечу. – То хорошо, что службу справно несёшь, вчера двоих татей порешил, сегодня – пятерых норманнов. Вижу – не зря деньги плачу, глаз у меня на людей верный. Все тебя после плена нашего искали, но нашёл один я. Во я какой!
Молодец, Авдей! – решил подыграть я.
Купец горделиво выпятил грудь и шагал важно.
В управе к сообщению отнеслись спокойно: писец записал в пергамент, буднично сказал, чтобы мы вывезли убитых.
– Куда? – изумился я.
– Да к норманнам, на пристань.
Авдей недовольно поморщился – опять расходы, но нанял возчика с подводой и пару амбалов для погрузки. Тела амбалы шустро сложили на подводу, не выказав ни тени брезгливости – не впервой, что ли? Но вот доставать пятого из сточной канавы отказались, и лишь полушка от Авдея сверх оговоренной суммы заставила их спуститься в вонючую канаву и вытащить убитого.
По Правде – всё оружие побеждённых доставалось победителю, но мародёрничать я не стал, не снимал шлёмов и кольчуг и уложил в повозку мечи убитых.
– Юрий, это же железо, на торгу хорошие деньги за мечи взять можно, – увещевал Авдей.
– Нет, – категорично ответил я.
