– Иди к моим дружинникам, там тебя переоденут, скажешь – я приказал, а то грязен и страшен, только татар со стен пугать.
Бояре дружно засмеялись.
Выйдя во двор, я подошел к дружинникам князя.
– Это что еще за чучело? – заржали дружинники.
– Старшего бы мне вашего.
– Ну я старший, – вышел вперед кряжистый дородный дружинник в кольчуге, шлеме-шишаке и добротных сапогах, в которые были заправлены фряжеского сукна штаны. М-да, неплохо одеты княжьи дружинники.
– Князь повелел меня переодеть, дружинником берет.
Все вокруг изумились, снова заржали. Старший цыкнул на ратников, покачал головой, прошел в избу. Вышел уже улыбающийся, по-дружески похлопал по плечу.
– Пойдем.
Из переметных сум достали не новую, но добротную одежду; я сбросил свое пропахшее болотом тряпье и переоделся.
– Ну вот, на княжьего человека похож. Кольчуги да шлема только нет. Коня любого выбирай – их теперь у нас много. Саблю свою оставишь?
– Оставлю, хорошая сабля, дамасской работы.
– За кольчугу не переживай, домой вернемся – чин-чинарем оденем, за князем не пропадет. Чем ты ему так понравился, он ведь только лучших берет.
– Не знаю, у него спросить надо.
– Ладно, пока свободен, вещи пойди забери свои, с товарищами попрощайся.
Я нашел десятника, он толкался тут же, во дворе.
– Юрий, слышал уже про тебя, в княжескую дружину попал. Герой ты у нас, а тебя без малого чуть не повесили.
– Вот, попрощаться пришел. Вещей у меня нет, собирать нечего.
– Желаю удачи. Когда помоложе был, сам хотел к князю в дружину попасть, да не довелось. Не посрами Охлопкова. Ратник ты неплохой, мне тебя учить-то ничему и не пришлось. Жалко, только опытный воин появился, как уже уходит. Бывай здоров, не поминай лихом.
Мы обнялись на прощанье.
Утром с княжеской дружиной я выезжал из города. Лошадь мне подобрали не татарскую – низкорослую да мохноногую, а нашу. И был я теперь ратником второго десятка четвертой сотни княжеской дружины.
Глава III
После прибытия дружины в Рязань мне отвели место в воинской избе, нашли подходящую по размерам кольчугу, шлем-шишак, две смены одежды, сапоги и много чего еще по мелочи. Всем воинам досталась доля от взятых трофеев, но мне не досталось ничего – как княжеский дружинник в боях я не участвовал, и денег в поясной калите не было. Зато каждый день тренировки – движение строем, развороты, занятия с лошадьми – развертывание цепью, атаки, отражение атак условного противника. Тренировался до седьмого пота, а когда подходило время нашей сотни – несли караул в княжеском тереме, на стенах детинца и многое чего другое.
Я не раз во время учебных боев деревянными мечами ловил на себе любопытные взгляды нового десятника, дядьки Панфила – так его здесь все называли, и моих новых товарищей. Их можно было понять – в бою от каждого воина зависела жизнь товарища, и не хотелось довериться неумехе или трусу. Даже если человек имел хорошие навыки обращения с оружием, еще не факт, что он не смалодушничает перед лицом грозного и сильного противника, не повернет вспять, не бросит товарища в беде. Я ничем не выделялся среди дружинников – участвовал в учебных схватках, нес караулы, пил вино, ходил в город, обзавелся новыми знакомыми среди дружинников.
Рассказывать или хвастать своими возможностями я не решался, да и не хотел. День шел за днем, я втянулся в новую службу и жил в ожидании перемен. У меня все время было такое чувство, что и здесь, в княжеской дружине, я долго не задержусь. Почему, откуда во мне появилось это ощущение, я сказать не мог.
Когда мы на лугу учились отражать в пешем строю конную атаку, появился посыльный от князя, переговорил с сотником, и занятия на сегодня были окончены. Завтра князь отбывал в Москву, наша сотня оставалась в Рязани, нести караул в хоромах князя.
Сборы княжеского обоза были поспешными. Суматоха царила везде – в доме, во дворе, в подсобных помещениях. На подводы укладывались подарки, съестное на дорогу. Ратники чистили коней, осматривали оружие. Большой обоз смог выехать только в обеду. Громадный двор и дом как-то сразу опустели. Челядины лениво бродили по этажам.
Потянулись похожие один на другой дни – караул, отдых, сон, снова караул. Как-то вышел я в город – побродить, посмотреть, в кузню заодно зайти, рукоять на сабле поправить. Мне указали лучшего рязанского оружейника; мы быстро договорились.
Кузнец полюбовался лезвием, попробовал на ноготь, согнул несколько раз, вслушиваясь в звук распрямлявшейся, как пружина, сабли.
– Хороша работа, персидский дамаск. А рукоять мы сейчас поправим.
Кузнец занялся работой, а я смотрел, как его подручные нагревают в горне полосы железа, куют, складывают, снова прокаливают. Что-то мне напомнила эта согнутая полоса железа. Вот только что?
Получив отремонтированную саблю, я попробовал, как она сидит в руке, сделал несколько взмахов. Рукоять сидела плотно.
Похвалив работу мастера, я расплатился. Шел назад в воинскую избу, и все время пытался вспомнить – что мне напоминала железяка в кузне. О! Вспомнил! Бумеранг! И с чего он вдруг мне вспомнился?
Это оружие и развлечение австралийских аборигенов, для России малоприменимое. Все воины укрыты щитами, одеты в кольчуги. Что им может сделать бумеранг? Я отогнал от себя мысль о бумеранге, поужинал со всеми, отправился в караул.
Этой ночью я стоял у дверей княжеских покоев. Напарник мой вначале зевал, а потом и всхрапнул стоя. Кончиком ножен я ткнул его в бок. Сослуживец мой встрепенулся.
– Смотри, дядька Панфил придет – не избежать тебе плетей, коли спящим застанет.
Караульный ощерился в улыбке:
– Всю ночь с девками прогулял, спать охота – сил нет.
– Крепись, недолго осталось.
Наконец, долгое стояние в карауле закончилось. Я выспался; проснулся с мыслью о бумеранге. Вот ведь засела заноза в мозгу. Может попробовать? Делать нечего, решил – попробую.
Снова направился к уже знакомому кузнецу. Объяснил на пальцах, нарисовал прутиком на земле. При мне из тонкой железной полосы выковали этакий согнутый пропеллер. Выйдя из кузни во двор, попробовал метнуть. Получалось плохо.
Ладно, вышел со двора, нашел пустырь на месте сгоревших при давнишнем пожаре изб и стал тренироваться. Я понимал, что бумеранги делаются из дерева, но я хотел потренироваться – как хоть кидать его в цель; путем многочисленных проб и ошибок нашел – держать его следовало вертикально, прижимая большим пальцем к сжатым в кулак остальным, кидать следовало, как бы закручивая. Летел этот мой первый бумеранг недалеко, заваливался в сторону, возвращаться не хотел.
Зажав бумеранг в щель от остатков сгоревшей двери, я чуть сильнее завернул лопасть. Бросил – уже лучше, по крайней мере, в цель летел точнее. Чуть подогнул уже в другой плоскости. Совсем хорошо, он уже стал, описав замкнутую кривую, возвращаться после броска.
