— Как вы разговариваете с командиром, боец Терёхин? Я…
— Заткнись, без тебя тошно!
Политрук так и застыл на месте с открытым ртом и выпученными глазами. Потом, не отводя взгляда от Саши, потянулся к кобуре.
— Неповиновение?!
— Не успеешь! — Саша уже держал в руке пистолет. Ствол его был направлен политруку в живот.
Политрук струхнул — умирать вот так, от своей пули было неохота. Боец-то пьяный, взгляд бешеный. Нажмёт на курок, и кто будет разбираться? Может, немцы в бою убили!
Слегка побледнев, политрук процедил сквозь зубы:
— Я твою фамилию запомнил…
— Выжить ещё надо! — парировал ему Саша.
Он демонстративно отвернулся. Трусоват политрук, не схватился за пистолет, руку от кобуры убрал. Но Саша пальца со спускового крючка не убирал. Ведь трус — он в спину выстрелить может.
Но услышал один осторожный шаг, другой… Политрук не стал обострять отношения, а скрылся за поворотом траншеи. Сейчас лейтенанту наврёт с три короба. Да чёрт с ним! Если немцы в атаку пойдут, ещё неизвестно, кто останется в живых — он, Саша, или политрук?
Но такие деятели злопамятны. Саша понял, что лучше перейти фронт и уйти в немецкий тыл. Не так он воспитан, не фанат коммунистического строя. Патриот — это да. И какая разница, где он немцев будет бить? Ну не принимает его армия, хоть тресни! Или он сам что-то делает не так?
Послышались шаги, и в траншее появился давешний лейтенант. За ним шли четверо бойцов. «Арестовать хотят!» — мелькнуло в голове у Саши. Он крепче сжал рукоять пистолета.
— Ты чего с политруком не поделил? — спокойно спросил лейтенант. — Прибежал ко мне, на тебя жаловался. Я вот подкрепление тебе привёл.
У Саши камень с души свалился. Арест откладывается, ещё повоюем.
— Чего пил? — поинтересовался лейтенант.
— Водку.
— Дай глотнуть.
Лейтенант приложился к фляжке, потом шумно выдохнул:
— Сильна, зараза! — И протянул фляжку бойцам. Там и оставалось-то не больше трети, каждому — по паре глотков.
— Считай — фронтовые сто грамм. Думаю, кухни сегодня не будет. Пошарьте по блиндажам, может, найдёте чего схарчить. Боец, фамилия? — продолжил он, обращаясь к Саше.
— Боец Терёхин. Политрук уже, небось, доложил.
— Назначаю тебя старшим. Метров по двадцать — двадцать пять в стороны — под вашу ответственность. Я пока организую всех, кто жив остался. Попозже загляну.
Лейтенант ушёл, пробираясь через завалы из мёртвых тел. Вроде неплохой мужик, понравился он Саше.
Прибыло пополнение. Только почему-то петлицы у них были чёрные.
— Сапёры, что ли?
— Так точно.
— Вот что, бойцы. Винтовочки пока аккуратно в сторону составить. Пройдите по траншее, соберите немецкие автоматы и подсумки с магазинами.
Долго ждать не пришлось, бойцы вернулись через считанные минуты.
— Обращаться с автоматом умеете?
— В первый раз в руках держу, — признался молодой парень.
— Тогда показываю.
Саша показал, как откинуть и сложить приклад, как заменить магазин, снять затвор с предохранителя.
— Только бейте короткими очередями. Дашь длинную — так только первая пуля в цель попадёт, остальные — попусту.
— Понятно, простая машинка.
— Сейчас оборудуйте себе место. Вы двое — вправо от меня, вы — влево, метров через семь-восемь друг от друга.
Бойцы разошлись. Саша выглянул из траншеи. Вроде тихо, немцев не видать. Он прошёл по траншее, заглянул в один блиндаж, другой… Харчи нашлись, да ещё какие! Куча консервных банок, сало, явно у селян отобранное, хлеб, несколько бутылок вина. Он поделил всё по-братски и разнёс по стрелковым ячейкам.
— Ешьте, хлопцы, пока время есть.
— Не могу, — пожаловался один из сапёров, — пока мертвяки рядом, кусок в горло не лезет. Боюсь я их.
— Чего их бояться? Отвернись да ешь.
— Куда отворачиваться — они со всех сторон!
— Ну, хозяин — барин. Я насильно никого кормить не буду.
Саша выдернул из ножен убитого немца штык, отрезал ломоть сала — розоватого, с прослойками мяса, наложил его на кусок хлеба и впился зубами. Вкуснотища! А главное — сытно!
Боец не выдержал такой демонстрации. Он тоже отрезал сала и стал есть.
— Давно ел? — спросил его Саша.
— Вчера вечером.
— Тогда чего кочевряжишься? Есть возможность есть — ешь, есть времечко поспать — спи, поскольку неизвестно, когда ещё придётся поесть и поспать.
Но они только и успели, что поесть сала, как немцы поднялись в атаку.
Саша не сразу спохватился, а только когда по соседству захлопали винтовочные выстрелы.
Немцы бежали молча, потому им удалось полсотни, а может и поболе метров пробежать незамеченными.
— Как поближе подойдут, тогда огонь открывайте, экономьте патроны, — напутствовал бойцов.
Саша. Сам подбежал к пулемёту — проверил ленту, устроился поудобнее. Дистанция для пулемёта вполне подходящая, но лучше поближе подпустить, чтоб уж наверняка. Поле перед ними ровное, укрыться им будет негде.
Когда до немцев осталось метров сто пятьдесят, Саша открыл огонь. Не снимая палец с гашетки, он водил стволом пулемёта влево и направо, прореживая немецкую цепь. Едва закончилась лента, заложил другую — и снова стрельба.
Неся значительные потери, немцы стали откатываться к своим траншеям. Выстрелы стихли.
Прибежал лейтенант.
— Напугал ты меня, Терёхин. Немцы прут, а пулемёт молчит. Ну, думаю — сомнут. В самый решающий момент ударил. Молодец, хвалю за выдержку!
— Служу трудовому народу!
— Не дрейфь, поговорю я с политруком. Это он погорячился, остынет — отойдёт. Только ты всё-таки держись от него подальше.
— Спасибо, лейтенант.
— Держитесь, парни!
Лейтенант ушёл по траншее влево — проверять боеспособность. Ей-богу, неплохой мужик, толковый!
До вечера немцы не предпринимали попыток отбить потерянные позиции.
Понемногу стемнело.
Саша собрал своих сапёров.
— Вот что, бойцы. Я понимаю, день нелёгкий выдался, все устали. Но воинский Устав никто не отменял, все пункты в нём кровью писаны. Надо, чтобы ночью дозор был. Хотите — сами решайте, кто будет караул нести, не хотите — я назначу.
Сапёры переглянулись.
— Нет уж, чтобы было без обиды — назначай сам.
Саша посмотрел на часы.
