Понаблюдав некоторое время за избами, Саша решил, что немцев в деревеньке не было, шумов моторов не слышно.
Он подобрался к околице и постучал в оконце.
— Кого в лихую годину носит?
— Свои!
К оконцу прильнул дед. Увидев Сашу, он покачал головой, но вышел на крыльцо.
— День добрый! — поприветствовал его Саша. — Не подскажете, что за село?
— Не село — деревня. Запонье называется.
— Это где, чей район?
— На запад Бобруйск будет — километров шестьдесят, на восток, в трёх километрах отсюда — Друть, река такая.
— Вот спасибо! А хлеба не найдётся?
— Погоди, мил человек.
Дед отсутствовал недолго. Спустя некоторое время он вышел и вынес в берестяном лукошке кусок хлеба, несколько луковиц, огурцы.
— Соли нет, извини.
— И на том спасибо.
— Ну, прощевай, служивый.
Саша отправился в обратный путь.
Когда бойцы увидели лукошко с провизией, они оживились, обрадовались — особенно старшина.
— Ты уж прости, Терёхин. Долго тебя не было, и мы, грешным делом, подумали — один ушёл. Одному-то легче прорваться.
Разделив по-братски скудную еду, они поели. Показалось — сил прибавилось.
Старшина определил по карте место нахождения группы.
Глава 8
МАСКАРАД
— Про деревеньку-то ты спросил, а где фронт, не узнал?
— Откуда деду знать?
Старшина почесал затылок.
— Да, пожалуй, — верно. А сам-то как думаешь?
— Полагаю — под Ельней, под Смоленском — туда идти надо.
Старшина долго смотрел на карту, прикидывал, вздыхал.
— Далековато получается, можем не дойти. Устроят немцы ещё одну облаву — всем хана будет. И ловко ведь как, едрёна вошь, колечко набросили! Чтобы своих сохранить, миномёты подтянули.
— Что же, дураки они — грудь под пули подставлять? Немцы с умом воюют да с техникой. Только мы со штыком да с трёхлинейкой, — тихо пробурчал Саша.
Старшина прищурился.
— Чтобы я от тебя таких слов больше не слышал. Дисциплину разлагаешь своим неверием в силу русского оружия. Ещё увидишь, что мы могём!
Саша спорить не стал, замолк. Если приведётся к своим выйти, этот разговор могут передать особисту, а лишних неприятностей для себя он не хотел.
— Старшина, а может — партизанскую войну устроим? Какая разница, где немцев бить? По-моему, так даже сподручнее — врага искать не надо.
— Не, я из кадровых. Привык приказы исполнять, а уж думать, где и как воевать — то командиры должны. Опять же, когда ты в армии, о боеприпасах, обмундировании и питании голова не болит — для того интенданты есть…
Старшина явно хотел пробиться к своим, отметая саму мысль о партизанской войне и диверсиях, как идущую вразрез с уставами. Так ведь не дойдёт группа до того же Смоленска — немцы не дадут. Двести километров по немецким тылам — нешуточное дело.
Группа окруженцев, хоть и солдаты все, не имеет необходимых навыков, патронов в достатке, еды. Однако командовал в группе старший по званию.
— Ну что, парни, подхарчились? Отдохнули? Тогда подъём!
Так всей группой и двинулись к реке.
«Ой, зря старшина группу так ведёт!» — Саша едва не застонал от досады. Впереди дозор идти должен. Поскольку группа малочисленная, хватило бы одного человека. Саша даже готов был взять на себя обязанность дозорного. Так и группу об опасности предупредить заранее можно.
Однако, хотя старшина был и смел, но твердолоб. Привык в армии бойцов строем водить, а ситуация изменилась.
К реке они подошли уже к вечеру. Переправиться вплавь сумели. Выжали одежду, натянули на себя — так быстрее высохнет.
Старшина приказал прибавить шаг — он решил как можно быстрее увести группу от реки. Саша мысленно одобрил его действия. Если сейчас ночёвку устроить, к утру замёрзнут все. Не смертельно, конечно, но чихать будут. А вот это уже плохо, чих — он далеко слышен, дальше, чем разговорная речь. В их положении, если старшина хочет вывести группу к своим, надо вести себя тихо, как мышам в амбаре.
Часа через два, когда одежда уже подсохла, и только портянки были ещё влажноватыми, танкист взмолился:
— Всё, старшина, не могу… Привал!
— Хорошо, делаем привал, темно уже, — согласился старшина.
— Можно оправиться и отдохнуть, — пошутил пехотинец, но никто не рассмеялся — люди были измотаны.
Сон восстановил силы, но всё тело ныло от жёсткой, покрытой корягами и корневищами земли, на которую попадали вконец обессиленные люди. А ведь вчера вечером земля им вроде ровной казалась.
Поскольку есть было нечего, бойцы двинулись дальше. Старшина вёл людей по компасу на северо-восток, желая по прямой выйти на Смоленск.
Через час, когда группа уже втянулась в монотонное движение, они вышли на опушку и тут же поспешно вернулись назад. Поперёк их движения проходила железная дорога.
Едва они убрались в лес, как на дороге показалась мотодрезина. Негромко постукивая движком, двухосная платформа медленно катила по железной дороге. Лёжа на платформе, два пулемётных расчёта нацелили стволы на обе стороны от рельсов. Стало ясно, что немцы охраняют дорогу, и переходить её следует со всей осторожностью.
Когда затих шум мотора и перестук железных колёс, танкист стащил с головы шлем и вытер рукавом взмокший лоб:
— Чуть не влипли!
Старшина из-за дерева осмотрел железную дорогу.
— Никого. Бегом — марш!
Группа перебежала рельсы и углубилась в лес.
С несколькими привалами они к вечеру добрались до деревни Залозье. Недалеко от крайних изб старшина объявил:
— Всё, привал. Завтра кто-нибудь в деревню сходит — сколько же можно без харчей! Ноги уже не держат.
— А ведь прошли немного, километров двадцать с небольшим, — заметил Саша.
— Отставить разговоры, отдыхать.
Утром, на рассвете, все проснулись от холода. Стоял густой промозглый туман, на траву выпала роса, и все промокли. Поёживаясь, бойцы вскочили, начали размахивать руками и приседать, пытаясь согреться.
— За провизией в село идти надо, — решил старшина. — Добровольцы есть?
Саше не нравилось, что в селе было тихо — это казалось ему подозрительным. Село — не город, люди просыпаются рано — надо обиходить и накормить скотину. А тут не слышно кудахтанья кур и хрюканья свиней.
— Старшина, — обратился он к старшему, — неладно что-то с деревней, не стоит туда идти.
