Мы с Фролом яростно рубились с напавшими. Я мысленно поблагодарил Бога за то, что догадался схватить саблю визиря. Может быть, её навели по-особому, но рубила она здорово. Два раза передо мной возникали тати в кольчугах, и оба раза я легко рассекал железо и плоть.
Нападавших было много. Но мы дрались за свою жизнь, а они — за добычу.
Палуба стала скользкой от крови, и я боялся одного — поскользнуться и упасть. Подняться я не успею — прибьют.
Вначале натиск нападавших был очень силён, но по мере того, как мы с Фролом убивали противников, напор слабел. Но и шум битвы со стороны кормы стихал. По-моему, там оставался из наших уже кто-то один — в темноте не видно было.
Я исхитрился, отбивая саблей атаку разбойника, вытащить нож из ножен и бросить его в противника. Враг мой вскрикнул, остановился, и я проткнул его саблей. Фрол добивал своего врага. Теперь перед нами не было ни одного живого разбойника — только трупы.
Я бросился на корму. Здесь здоровенный бугай из чужих наседал на кормчего, с трудом отбивавшегося абордажной саблей. В пылу драки меня никто не заметил, и я ударил врага в спину, когда же он со стоном обернулся, вонзил клинок ему в грудь. Наступила тишина. Неужели всё?
Кормчий без сил опустился на палубу.
Мы с Фролом обошли корабль. Трупы разбойников сбросили за борт. Пусть их всех рыбы сожрут, мерзавцев!
Из всей команды на судне остались только мы втроём — я, Фрол и кормчий. Такого в своей жизни я ещё не видел. Не проснись я вовремя — никто бы не уцелел, а разбойникам достался бы корабль вместе с грузом и деньгами.
Осмотревшись, мы решили до утра ничего не делать, а посветлу определиться. Спать мы уже не ложились — да, собственно, до рассвета и оставалось часа два.
Я ходил по палубе, собирал оружие. Фрол с кормчим складывали у борта трупы членов нашей команды.
Как только встало солнце, мы в полной мере смогли увидеть масштабы побоища. Зрелище — не для слабонервных. Вся палуба была залита кровью, даже низ парусов забрызган.
Фрол с кормчим принялись переносить трупы на берег. Я же взялся отмывать палубу от крови. Непростое это дело — кровь уже запеклась и смывалась плохо. Я вылил не один десяток вёдер воды, пока удалось привести палубу в относительный порядок.
За это время Фрол с кормчим вырыли большую братскую могилу. Кормчий достал из трюма старый парус, что лежал там на всякий случай, мы его порезали на большие куски, обернули каждое тело и уложили в могилу. Фрол прочёл короткую молитву, и мы скорбно взялись за лопаты.
Вскоре могила была зарыта. Я сходил с топором в лес, срубил деревце, сколотил крест и воткнул его в рыхлую землю могилы. Фрол развёл костёр, сварил кулеш с мясом, кормчий принёс с судна небольшой бочонок вина, и мы помянули погибших.
Солнце уже стояло в зените, а мы всё ещё сидели у догоравшего костра, подавленные. Настроение было — хуже некуда.
— Что делать будем? — подал, наконец, голос Фрол.
Я пожал плечами — мне было всё равно.
— Думаю, в Муром вертаться надо, — высказал своё мнение кормчий. — Груз раздадим семьям купцов, обскажем, где могилка.
— А ты знаешь, у кого какой груз был? — задал резонный вопрос Фрол.
Повисла тягостная тишина.
— Вот что, — сказал я. — Нам до Москвы ближе, чем до Мурома. Давайте двигать в Москву. Сдадим товар оптом тамошним купцам, вернёмся в Муром и всё поделим поровну между семьями купцов.
— И из выручки наш заработок удержать надо, — внёс предложение кормчий.
— Принимается, — подытожил Фрол. — Только вот в чём заковыка — как мы с судном управимся, когда нас только трое осталось?
Кормчий ответил почти сразу:
— Я за рулевым веслом буду — реку знаю, как свою комнату. Поставим малый парус. С ним ход, конечно, невелик, зато вам двоим управиться можно будет, сил хватит.
На том и порешили. В итоге вместо недели мы добирались до Москвы пятнадцать дней. Когда ветер стихал, стояли у берега. Грести вдвоём было бы безумием — всё-таки ушкуй не лодка. Но тем не менее пришёл тот день, когда мы добрались до столицы и ошвартовались у причала на Москве-реке.
Кормчий отправился на торг, подыскать оптового покупателя, Фрол занялся приготовлением нехитрого ужина — у него были к этому неплохие способности. Я же лениво лежал под навесом на носу судна, размышляя о своём будущем. Вот удастся кормчему найти купца, продадим оптом весь товар — а что дальше? Фрол и кормчий могут вернуться в Муром — у них там дома и семья, в конце концов — родная земля. Они же привезут семьям купцов выручку от товаров и горестную весть о гибели мужей и отцов. А что мне делать в Муроме?
Не остаться ли мне в Москве? Ищут ли меня кромешники или уже забыли? Может быть — получить свою зарплату после продажи товара и перебраться в другой город — чем плох Новгород или Тверь? Нет-нет, Новгород отпадает — там в прошлом году полютовал Иван Грозный с Малютой Скуратовым, значительно уменьшив население казнями. Город сейчас разорён, и не скоро ещё оправится.
Пожалуй, лучше в Тверь. А чем плох Псков? Я начал вспоминать всё, что помнил об этих городах. Взвешивал всё — от количества жителей до торгового оборота. Ведь если торговля бойкая, город богат. Жителей мало, как в Муроме, — мне не прокормиться: я должен был работать для заработка и для того, чтобы не утрачивать навыки, а может быть — даже и отшлифовывать их.
В итоге я решил — Псков. Расположен он поближе к границе, иностранцы часто бывают, торговля бойкая, да и не переселял Иван Грозный бояр, как в Твери. Пустил маленько крови Пскову — не без этого, но не так, как вольному Великому Новгороду. Вот уж кому досталось — так это Новгороду, причём фактически — без повода, по подложной грамоте. Государь и обвинил новгородцев в измене. Остальное уже известно — скора и тяжела на расправу длань царёва, и месть царя ужасна.
Кормчий явился, когда уже стемнело, довольный и слегка пьяный.
— Удалось купца найти богатого, завтра с утречка приедёт на корабль — товар осмотрит, оценит. Коли по нраву придётся, всё оптом и скупит, — хвастался кормчий.
Ну, слава богу, от души отлегло. А то ведь не бросишь судно с ценным грузом — сидишь, охраняя, как пёс на привязи. Мы с Фролом спали по очереди, сторожа судно.
Кормчему дали выспаться — ему завтра вести дела с купцом, свежую голову иметь надо. Я ведь даже приблизительно не знаю, сколько стоит медный кумган или маленький горшочек с ароматным маслом. А ведь были и другие товары — скажем, пряности и специи.
Утром встали рано, сварили из запасов гречневую кашу с мясом, развели сыто. Кормчий припасов не жалел: деньги будут не сегодня, так завтра, тогда же — и в обратную дорогу. А учитывая, что из всей команды нас осталось только трое, еды было с лихвой.
Купец заявился на тарантасе, с ним, судя по одежде, приказчик. Оба спустились в трюм, сопровождаемые кормчим. Купец оценивал качество товара, прикидывал цену, а приказчик записывал всё на вощёную дощечку для дальнейшего подсчёта.
