— Кончилась война для немца, — заметил я.
— И жизнь тоже, — сказал старшина.
— Как, почему? Его разве — не в лагерь для военнопленных?
— В расход его, — помрачнел старшина, — нет у нас лагеря.
Я даже расстроился. Ведь он хоть и враг, а уже неопасен. В плену и без оружия — чего же его стрелять?
Пленного увели к оврагу, что проходил метрах в двухстах, и вскоре оттуда раздались выстрелы. Назад конвоиры возвращались уже вдвоем. Странно складывается жизнь — мне было жалко немецкого офицера.
Ну, коли я уже встал, да еще и постригся — пора в штаб, к особисту.
Я заявился к начальству — решать насущные вопросы. Обносились уже бойцы, обмундирование нужно.
Разведчики ведь больше на пузе ползают, чем пешком ходят — колени и локти быстро протираются. Однако получил отказ — не положено, сроки носки не вышли.
В расстроенных чувствах я пошел к особисту. Написал докладную — где встретил «окруженцев», при каких обстоятельствах, как они проявили себя при налете на немецкую батарею. Особист еще с час мучил меня вопросами, иногда совсем дурацкими, вроде:
— А не слышал ли ты от них слов на немецком языке?
Он что, совсем меня за дурака держит? Я бы таких к нашим сам не привел.
Я вышел из штаба и в сердцах даже сплюнул — все жилы вытянул, кровопийца. На передовую бы его, посидел бы в окопах с месячишко, глядишь, по-другому стал бы к людям относиться.
Я вернулся во взвод, взял банку тушенки, фляжку водки — самые большие ценности на передовой — и пошел в медсанбат, к Кравцову. Уважал я командира взвода. Разведчик опытный, характер неплохой — не нудил, не поучал. Бывая с ним в рейдах по тылам врага, я многому у него научился. Конечно, раненому бы курочку вареную принести, фруктов — да где же их на фронте найдешь? Сами ели не сытно. Перловкой замучили да супчиком жиденьким, а хлебушек — черный. По фронтовым нормам белый хлеб полагался только летному составу. Вот потому в рейдах разведчики часто, захватив немецкий блиндаж или землянку, кроме «языка» забирали с собой еще и трофейные продукты.
Немцы к войне готовились основательно, все было продумано и учтено до мелочей.
Очень не хватало нашей пехоте поддержки с воздуха. Наблюдая за редкими воздушными боями наших летчиков на устаревших самолетах, я знал: к началу войны и у нас были разработаны новейшие самолеты — не хуже, чем у люфтваффе, — шедевры конструкторской мысли Яковлева, Петлякова, Лавочкина. А «летающий танк» Ил-2? Ему не было равных у немцев! Да вот затянулась переподготовка летчиков — строевые части ВВС в начале войны так и не дождались ни одного штурмовика Ил-2!
Или взять снабжение бойцов консервами, без которых не продержаться, пока не подтянется полевая кухня. В то время как наши бойцы давились «сухпаями», на ходу изобретая, как бы разогреть осклизлую перловку, а то и просто открыть жестянку, немецкие консервы были разнообразными: тушенка, каши с мясом, джемы — да бог знает чего еще. К тому же у банок с мясными консервами, с одной стороны, двойное дно, красной краской помеченное. Пробьешь его штыком или гвоздем — внутри состав с фосфором гореть начинает. Поставишь этим дном на землю и через минуту получаешь горячее блюдо. А вот хлеб в банках у них был плохой — как вата.
По всему видно было — готовились немцы к войне основательно. А ведь известно: исход крупных сражений в будущей войне закладывается в мирное время, задолго до ее начала.
Многочисленные ошибки руководства страны и ее Вооруженными Силами задолго до 22 июня 41-го, а затем очевидные просчеты генералов при ведении боевых действий в условиях хаоса июня — июля вели к одному поражению за другим. Потери в людях и технике оказались запредельными. За два месяца миллионы бойцов выбыли из строя в котлах, были рассеяны по оккупированным районам, попали в плен — эту трагедию назовут катастрофой 41-го года.
Последствия ее будут ощущаться в течение всей войны, а безответственное отношение к населению — и долгие годы после нее.
Все, кажется, до мелочей предусмотрели гитлеровские вояки, двинув армаду техники и миллионы немцев на нашу землю. А вот с особенностями нашей суровой природы промах вышел! Зима 41-го выдалась на редкость холодной.
Недооценили немцы морозы наши — здесь они не только с обмундированием промахнулись. Ошибка была изначально сверху заложена. По плану «Барбаросса» немцы Москву к зиме взять должны были. Потому в двигателях их машин масло летнее было — оно на морозе застывало. А попробуй машину или танк на морозе заведи! К тому же в Европе немцы к дорогам с твердым покрытием привыкли. А у нас такие дороги по пальцам перечесть можно. Как дождь пройдет — техника вязнет, ломается, следовательно, темп наступления сбивается. А когда глубокая осень подошла да морозы по ночам ударили нешуточные — совсем плохо стало. Днем танки и бронемашины с тягачами по грязи ползают, а ночью грязь между катками в бетонный монолит превращается. Любили немцы на своей гусеничной технике катки в шахматном порядке ставить — плавность хода лучше. Однако в России такое конструкторское решение выявило слабые стороны. Замерзнет грязь ночью — ломом не выбьешь. И каждая мелочь, не предусмотренная немцами — не учли специфику российскую, нам на руку играла. А главное — душу российскую, русский характер не учли, в расчет не взяли.
В первое время бойцов оторопь брала при виде наступающих цепей самоуверенных гитлеровцев. Не верилось, что их можно остановить. Порой офицеру, чтобы убедить отчаявшегося бойца в том, что наглого немца можно поразить из винтовки, самому приходилось доказывать это: смотри — смертные они, как и все, вон упал еще один. А теперь ты давай, не робей! Неуязвимость немецкого солдата — миф!
Мало-помалу мы научились воевать, научились бить врага. Дивились немцы самопожертвованию советских бойцов, идущих на амбразуры дотов, таранивших танки и самолеты врага, преодолевающих минное поле по телам павших товарищей. И не только по приказу или потому, что знали о заградотряде за спиной. Великая ненависть к непрошеным поработителям крепила дух и веру в правое дело, множила силы бойцов с комсомольскими или партийными билетами в кармане гимнастерки, у сердца. Это был феномен советского патриота, неведомый европейским армиям.
Если бы и у нас на фронте была такая техника и такое вооружение, как у них в начале войны, мы бы немца дальше границы не пустили. В окопах наших крайне не хватало средств уничтожения бронетехники: ружей противотанковых — единицы, не хватало гранат — бутылками с зажигательной смесью танки жгли. На Западе их «коктейлем Молотова» прозвали. Не любили их солдаты. Попадет осколок или шальная пуля в бутылку — сам живьем сгоришь, потому как не тушится ничем, пока состав не выгорит полностью. А танков немецких потому боялись, что бороться с ними нечем было.
Но перелом в войне, когда впервые затрещит хребет хваленого вермахта под Москвой, впереди. А пока — день за днем — шла непростая солдатская работа, в ожидании новых боевых приказов текли будни войны, ставшие частью моей жизни.
