Долго толкались калмыки перед воротами, пока с надвратной башни не грянул пушечный выстрел. Оказывается, в монастыре пара медных пушек имелась, но Никита раньше об их существовании не догадывался.
Стена, на которой стояла пушка, окуталась дымом. Видимо, стреляли свинцовой картечью или каменным дробом. Дистанция в сотню метров невелика, а пушкарь был умелым, и наземь с коней попадали сразу с десяток всадников.
Для калмыков наличие пушки в монастыре стало полной неожиданностью — как и для самого Никиты. Воинственный пыл у степняков сразу поубавился, и калмыки удалились от городских ворот шагов на триста. Как на лошадях, с луками, копьями и саблями штурмовать высокие каменные стены, да ещё и на пушки идти? Поневоле задумаешься.
Выстрел одинокой пушки как будто бы стал сигналом. Со стороны Астрахани сразу раздался пушечный залп, а потом — несколько разрозненных выстрелов. Далее — интенсивная стрельба из мушкетов.
Стрельцы знали своё дело, и нападавшие, понеся большие потери, отошли. Как в поговорке: «Видит око, да зуб неймёт». Вот он, город, рядом, а ворваться не удаётся.
Калмыки расположились лагерем. Они разожгли костры и пустили пастись лошадей.
Василий тяжело вздохнул.
— Ты чего? — удивился Никита.
— Видимо, надолго осада. А я только вчера вечером в лимане сети поставил — как раз перед вечерней молитвой. Думал — сниму утром, ухи с братией поедим.
— Так рыба в сетях ещё живая!
— А как сети снять? Своя голова дороже.
Всё верно, из монастыря сейчас не выйти.
Меж тем калмыки чувствовали себя, как в родной степи. Они приволокли откуда-то баранов, зарезали их и, ободрав шкуры, стали жарить над кострами целиком, целыми тушами. Запах баранины ветром доносило к монастырю. Большинство монахов не ели перед боем и теперь исходили слюной.
— Не повезло селянам, — заметил Василий, не отрывая глаз от жарившихся баранов. — Кто-то скот пас, не успел угнать домой или в укромную балку. Теперь всё сожрут и костьми не подавятся. Тьфу!
Один из калмыков неосторожно, шагов на двести подошёл к монастырю. Тут же монах Евстафий вскинул лук, щёлкнула тетива. Все сразу повернули головы к калмыку. Попал! Стрела вонзилась степняку между лопаток, и он упал. Вражина!
Монахи радостно завопили. Но и степняки стали держаться осторожнее. Их разъезды постоянно объезжали монастырь, следя за тем, как бы кто-нибудь не выбрался из него, только держались метрах в трёхстах — чуть дальше полёта стрелы.
На стене засуетились несколько монахов. Потом все дружно разбежались, и только один остался, нагнувшись. Никита со своего места не видел, что он там делает. А монах поджигал раскалённым на огне железным прутом порох на полке.
Грянул пушечный выстрел, облаком дыма затянуло монаха и пушчонку. На этот раз канонир стрелял ядром, да так метко! Ядро угодило в калмыков, сидевших у костра и поджидавших, когда поджарится мясо.
— Не воруй чужого! — погрозил со стены Василий. — Накажем!
Чугунное ядро убило нескольких человек, а других покалечило. Уж очень плотно сидели, не вытерпел пушкарь.
Монахи точное попадание отметили взрывом воплей, показывая степнякам неприличные жесты. Но те к кривляньям и крикам относились равнодушно.
Оставив дозорных, братия отправилась на полуденную молитву и обед.
До самой ночи ничего не происходило, и монахи уверовали было, что степняки, видя перед собой неприступную твердыню, отступятся. Но далеко за полночь загудел колокол, закричали дозорные, призывая к оружию.
Своровав где-то лестницы, калмыки под покровом ночи отважились на штурм. Они выбрали самое низкое место у стены, приставили лестницы и полезли.
Добрый десяток насельников и Никита в том числе помчались по стене к месту штурма. На самой стене уже шёл бой. Видно было плохо: монахи в чёрных подрясниках, и на степняках тёмные одежды. Луна спряталась за облака, и попробуй разбери, где свой, где чужой.
И тут Никита совершил ошибку, чуть не ставшую для него роковой. Он закрыл глаза, чтобы побыстрее адаптироваться к темноте, и тут же над ухом раздался удар и скрежет железа.
— Никита, ты что же стоишь соляным столбом? — раздался крик Василия.
Никита открыл глаза. Прямо перед ним, у самых ног корчился в агонии степняк. Оказывается, на Никиту кинулся калмык, и если бы не опытный в боях Василий, лежать бы сейчас Никите на камнях стены. Да, действовать надо быстро и осмотрительно.
Между зубцами стены показалась голова. Никита ткнул в неё сулицей. Сильно ткнул — степняк рухнул вниз.
— Вот, так правильно. Встань справа, а я слева — так сподручней будет.
Следующего врага зарубил саблей Василий. Рядом с ними, буквально в пяти метрах, на переход уже взобрался степняк. Никита развернулся и, пока тот не осмотрелся, побежал к переходу и с разгона насадил степняка на копьецо. Тот с воплем рухнул. Никита попытался вытащить свою сулицу, но наконечник, видно, застрял в кости. Никита уже ногой в калмыка упёрся, однако наконечник не поддавался.
Случайно подняв голову, Никита увидел, что над стеной возникла голова другого калмыка. Выхватив саблю из ножен убитого, лекарь ударил ею сверху по голове, но только искры высек. Оказывается, на голове калмыка был надет железный шлем. Движением на себя Никита резанул степняка по шее — там, где сбоку проходит сонная артерия. На лицо ему тут же брызнули тёплые тяжёлые капли, зато степняк полетел с лестницы вниз.
Тут же он услышал, как слева закричал Василий:
— Никита, помогай!
Не медля ни секунды, он бросился к Василию. Двое в чужих одеждах атаковали монаха на переходе — только сабли в темноте посверкивали.
С размаха Никита ударил степняка саблей по шее, и голова того слетела. Второго зарубил сам Василий.
Однако из-за стены карабкался новый враг. Оба, не сговариваясь, ударили его острыми концами сабель в лицо. Калмык заорал и упал с лестницы, сбивая по дороге своих товарищей.
Бой как-то сразу стих, причём на всех участках.
— Ты цел? — спросил Василий.
— Вроде, — Никита оглядел и ощупал себя. — Нигде ничего не болит.
— Это в горячке иногда бывает. Потом отпустит — узнаешь. А копьё твоё где?
— Из тела степняка вытащить не могу.
— Пойдём, подсоблю. Оружие бросать нельзя. Без него — никак, да и денег стоит.
Вдвоём они раскачали сулицу за древко и вытащили её из убитого.
— Вась, она в крови вся.
— О его одежду вытри, а то руки скользить будут. Ремень с ножнами сними с него и саблю трофейную туда сунь. Всё монастырю прибыток.
По помосту прошёл ключарь.
— Все целы? Помощь нужна?
— Пока целы. Сами обойдёмся.
