— А чего вы удивляетесь, парни? Ведь «пешка» задумывалась как тяжелый истребитель. Это уже потом бомболюк приладили да штурмана посадили. Скорость немного меньше, чем у Ме-109, а если бы вместо бомб пушки на крылья поставили или реактивные снаряды, то «мессеры» еще крепко подумали бы, прежде чем с «пешкой» связываться.
Для себя Михаил выяснил несколько интересных моментов. На Яке мотор на форсаже мог работать не больше двух минут – иначе перегревался. Левый вираж выполнялся лучше правого, фонарь кабины иногда заклинивал, и выпрыгнуть с парашютом удавалось не всем. Потому в бою пилоты часто сдвигали фонарь назад – даже теряя при этом в скорости: выбирая между небольшой потерей скорости и возможностью быстро покинуть подбитый самолет – предпочитали второе.
Разговор шел взаимополезный, и потому засиделись допоздна.
С утра, после завтрака, направились в штурманский класс. «Класс» – это громко сказано. В одну из комнат избы поставили столы, чтобы можно было расстелить карты. Во многом местность была знакомой, особенно к западу от Тулы. Михаилу требовалось лишь изучить определенный участок ее – от Узловой до Тулы.
В обед его нашел в столовой комэск.
— Как успехи?
— Местность изучил, с картами ознакомился.
— Тогда сегодня сделаем первый вывозной вылет, скажем… — комэск посмотрел на часы, — …через полчаса. Встретимся на стоянке.
Михаил даже успел посидеть на снарядных ящиках на стоянке рядом с Як-7УТИ, имевшим сдвоенную кабину – для обучаемого и инструктора. Пилот волновался как никогда. Проблема была в том, что на истребителе он никогда не летал. И сведения о ста часах налета на истребителе, которыми он поделился с командиром полка Забродским, были, мягко говоря, неправдой.
Быстрой походкой подошел комэск.
— Ну что, Борисов, занимаем места согласно купленным билетам, — пошутил он. — Ты – в партере, я – на галерке.
Заметив волнение пилота, хлопнул его по плечу:
— Бог не выдаст, свинья не съест. Михаил первым влез на крыло и уселся в переднюю кабину. В заднюю кабину сел Куземин. Пристегнулись. Михаил взял резиновый шланг, служащий для переговоров.
— Разрешите запуск?
— Валяй.
Михаил запустил двигатель, погонял его пару минут.
— Разрешите выруливать на ВПП?
[10]
— Разрешаю.
Михаил развел руки в стороны, и механик убрал колодки. Пилот добавил газ, вырулил на взлетно-посадочную полосу. Взгляд на приборы – все в порядке: температура масла и головок цилиндров, обороты.
— Разрешите взлет?
— Давай.
Михаил дал газ. Самолет сорвался с места и начал разбег. Ощутимо вдавило в бронеспинку. Да, это не Пе-2 и не «Аннушка».
Ручку легко на себя, и самолет взмыл в воздух.
Михаил убрал шасси, построил классическую «коробочку» вокруг аэродрома.
— Чего ты меня как девку катаешь? — возмутился комэск. — Набрал высоту – покажи фигуры высшего пилотажа!
Михаил добавил газу. В трубке раздалось:
— Выше двух триста обороты не давай!
Пилот немного потянул на себя ручку газа, скорость по скоростемеру возросла.
— «Бочку»! — потребовал комэск. Михаил послушно крутанул фигуру «бочка».
— Левый боевой разворот!
Михаил двинул вперед правую ногу, отклонил ручку.
— Чего осторожничаешь, «блинчиком» разворот делаешь? Смотри, как надо!
Михаил почувствовал, что ручку управления взял комэск. Самолет сделал крутой левый вираж, почти стоя на левом крыле, потом такой же правый.
— Повтори.
Михаил повторил точно такие же виражи.
— Годится. Теперь – «иммельман».
Михаил заложил фигуру, стараясь выполнить ее резко.
— Пойдет. Теперь догоняем врага в пике, проход на бреющем – и «горка».
После пикирующего бомбардировщика Михаила не надо было учить делать такие фигуры.
Он ввел самолет в отвесное пике, наблюдая за высотомером. Пора выводить! Михаил потянул ручку на себя, потом еще. Ручка потяжелела, стало трудно дышать, перед глазами поплыли цветные пятна. Перегрузки были большие. Михаил испугался – выдержит ли истребитель? Ведь это не Пе-2, рассчитанный на подобные перегрузки.
Проход на бреющем – так это он и на «Аннушке» делал. Михаил шел над самой землей – сзади, на земле, от воздушной струи завихривались снежинки. Потом ручку на себя – «горка»!
— На посадку.
Михаил развернул истребитель, выпустил шасси и приземлился. Получилось четко, красиво даже. Но потом все чуть не испортил: надавил на тормоза, и хвост самолета стал задираться. Сзади раздался истошный крик:
— Брось тормоза! Михаил отпустил педали.
— По чуть-чуть, понемногу, — уже в трубку сказал комэск.
Великоват пробег у Яка – метров триста пятьдесят, как у более тяжелой «пешки».
Михаил зарулил на стоянку и выключил мотор. Они открыли фонарь и выбрались на крыло.
— Испугал ты меня, парень, да в том моя вина. Не предупредил я тебя, что у Яка угол капотирования мал. Чуть сильнее на тормоз надавил – он носом в землю. Потому тормози аккуратнее. Конечно, пробег увеличивается, но терпимо. С виражами пока слабовато, но учишься быстро. А в пикировании хорош, бреющий полет вообще высший класс. Я все ждал, когда ты винтом землю рыть начнешь. А в целом – неплохо. Еще один-два вывозных полета я дам – и в пару поставлю к опытному пилоту. Машину ты чувствуешь. Только в бою на обороты смотри, наивысшая скорость – на двух тысячах двухстах пятидесяти – двух тысячах трехстах оборотов в минуту. Больше оборотов дашь – скорость упадет. И еще: почаще назад оглядывайся, «мессеры» сзади-сверху нападать любят, а ты за полет ни разу не обернулся. Учти!
— Учту. Спасибо за науку.
— От ведомого в бою жизнь ведущего пары зависит, так что я не только твою жизнь сохранить хочу, но и ведущего твоего. А сейчас иди отдыхай – заслужил.
Комэск ушел.
К самолету подошел механик Як-7УТИ.
— Нормально ты отлетал, парень.
— Откуда знаешь?
— Другие как из кабины вылезут – комбинезон мокрый, а у тебя и лоб не вспотел.
— Это я уже обтереться исподним успел, — пошутил Михаил.
Механик засмеялся.
— Ну как тебе машина?
— Понравилась, только горизонт высоковат, сзади ни черта не видно.
— Есть немного, — согласился механик.
В эту ночь Михаил спал спокойно – проверил уже себя.
Следующим днем комэск устроил еще один вывозной полет. Он гонял Михаила в хвост и в гриву, а после посадки объяснил ошибки.
