Между тем процесс эпитаксии требовал не просто директивного управления. Вынь и положь реакцию в соответствии с моделью и данными, поступавшими с установки, а там имелись такие прелести, как торсионные весы, сверхточные термометры, показатели расхода компонентов, давления… Кстати, все это тоже пришлось закупать в разных странах за золото, ничего годного советская индустрия не могла предложить в принципе. Апофеозом наших стараний стали несовместимые форматы данных, для приведения которых к одному номиналу пришлось разрабатывать отдельные схемы и алгоритмы.
Да что там электроника, все было плохо даже с обычной механикой. Вроде не сильно сложный цикл: засунуть подложку-вафлю в предварительную камеру, откачать до форвакуума, переместить манипулятором в основную камеру. Там восстановить высокий вакуум, это займет полчаса-час… Но оказалось, что жидкая смазка в советских подшипниках насосов попросту горит и взрывается при контакте с неизбежными остаткам хлора и фтора.
Зрелище быстрого разноса вращающегося на огромной скорости ротора не для слабонервных, тут приходится думать не о стоимости последующего ремонта, а о жизнях сотрудников. Пришлось опять идти на поклон к «проклятым капиталистам» за импортными насосами, у которых подшипники на твердой смазке на основе диосульфида молибдена. Причем последние ни много ни мало, а по десять тысяч баксов за штуку. Или по десять килограмм золота в нынешнем масштабе цен.
Разумеется, умельцы есть и в родном отечестве. Какой-то советский НИИ клятвенно обещал сделать магнитный подвес с безмасляным стартом
[269]
… Но только в конце следующей пятилетки. А результат нужен был «вчера». Да и не верилось в такой прогресс из-за подшипников. Для применения в полупроводниковой индустрии их нужно было бы изготавливать в разы точнее, чем для баллистических ракет. Что, понятное дело, в милитаристическом СССР находилось за гранью добра и зла.
В общем, Жоресу Ивановичу нужна была пара лет спокойной работы для выстраивания бизнес-процессов. Но большие начальники, видя уходящие за границу колоссальные суммы, давили на коммунистическую сознательность, как толпа пионеров пубертатного возраста на двери женской раздевалки в школьном спортзале. И тут срабатывал капкан моего послезнания – красиво выглядящий в отчете промежуточный результат в нем предусмотрен попросту не был. Да и Алферов с образцами на руках хотел получить не иначе как «великий прорыв», поскольку сильно опасался «расконсервации» неизвестных конкурентов или чего-нибудь еще похуже.
Наконец, когда добрались до сути, я задал основной волновавший меня вопрос:
– А где еще в технике применяются технологии на основе арсенида галлия?
– Любые полупроводники, – безапелляционно огорошил меня ученый. Но быстро поправился: – Скорее всего, можно поискать в радарах… Еще бывают светодиоды и фотоприемники. Пожалуй, так, чтобы серийно, это все. Раньше арсенид шел на подложки интегральных схем, но кремний оказался дешевле.
– Светодиоды есть, но они уже широко используются в СССР, – заметил я и про себя добавил: «Еще год назад специально изучал вопрос».
– Разумеется, но применяют их очень редко, – аккуратно поправил меня Жорес Иванович. – Уж очень они дорогие, да и тусклые, что с ними делать по большому счету?
Вот тебе и социализм! В разрезе цены рассматривать новинки электроники мне даже в голову не приходило. Точно знаю, что в будущем цветные «стекляшки» будут стоить «по рублю пучок», разве что особо яркие подешевели лишь недавно, когда их начали использовать для бытового освещения
[270]
.
– Это почем? – небрежно поинтересовался я.
– Сложно сказать, в СССР их попросту не делают вообще… – Алферов малость замялся. – Сам видел в зарубежных журналах по двести шестьдесят долларов.
– Сколько?!
На несколько секунд я лишился дара речи. Четверть штуки! Для двадцать первого века очень приличные деньги, как раз цена средненького смартфона. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году это… Черт, да подержанный кадиллак столько стоит!
– А можно с этого места помедленнее? – Я сбросил маску равнодушия. – На все светодиоды такой дикий прайс или некоторые цвета дешевле?
На противоположном конце ВЧ-провода повисла пауза. Похоже, опять я что-то не то ляпнул.
– А какие есть? – наконец спросил Алферов странным голосом.
– Точно можно найти красный, желтый и зеленый. – Я вспомнил давно разобранный парктроник RAVчика. И добавил уже в расчете на магнитолу: – Наверное, при необходимости достанем белый или голубой.
– А можно как-то получить хотя бы зеленый и желтый? – Не, я точно делаю что-то не то. Слова-то нормальные приходят по проводу из Ленинграда, вот только нет сомнений: скажи «да» – и ученый сорвется и побежит в Москву бегом, отбросив все дела на… Далеко в сторону.
– Думаю, это возможно. Мне нужно подумать до завтра. – Хоть цену себе малость набью, что ли. – Давайте перезвоню около полудня?
– Хорошо! – Кажется, прямо мне в руку передались отчаянная дрожь радости предвкушения и одновременно страх недоверия. – Я… Мы все будем ждать с нетерпением!
Вот и поговорили. Че-о-орт! Какой идиот писал статью про светодиоды, которая попалась мне в прошлом году на даче Шелепина? Надо ведь было накорябать: «Открытие сделано, патент получен, перспективы грандиозные!» Ведь на самом-то деле все явно не так!
– Доктора! – крикнул я, вывалившись в приемную. – Шучу! – вовремя остановил вскинувшуюся секретаршу. – Найди мне срочно Федора! Пора директора лечить от прогрессирующего технического склероза!
Собственно, дальше началась рутина. Специалист мне быстро объяснил, что светодиоды красного цвета действительно придумали пяток лет назад где-то в Америке
[271]
. Иных вариантов природе пока неизвестно
[272]
. Делают их штучно, скорее как баловство. Так что подобную лабораторную игрушку Федор в руках еще ни разу не держал.
