И вот теперь, в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, я узнал, что у первого президента России в деле разбазаривания народных денег были вполне достойные учителя-коммунисты. Хотя тут удивляться нечему, он для них свой, плоть от плоти
[345]
. По-настоящему интересно другое, а именно: является ли резкое увеличение погашаемых средств и повышение цен на водку результатом моих «записок о будущем»? Было ли такое в истории моего мира или после футурошока, ужаснувшись оставленной за собой грязи и разрухе, команда Шелепина решила быть хоть немного честнее со своим народом? Послезнание ничего не говорит по этому вопросу. Но если вожди действительно решили отдать долги «Нюрам» за счет любителей выпить вместо заказа очередной ракетно-стреляющей бяки, – я точно не зря провалился в эту жутковатую реальность.
Вообще, кажется, я стал намного лучше понимать людей шестидесятых. Меня не зря нещадно коробило, плющило и таращило только от одной мысли о принудительной покупке облигаций. Это, видать, генетическая память сказывалась. Теперь понятно, почему мои современники скорее соглашались отложить на черный день валюту Лесото
[346]
, но не облигации Сбербанка.
Зато как привыкли граждане СССР довольствоваться малым! Сразу вспоминаю недобрым словом усатого гения, который устроил лагерь из целой страны. Это же надо, даже самые умные и неплохо образованные всерьез бились всю жизнь ради «авоськи»
[347]
и «трешки» в дефолт-сити. Получил – почет, уважуха, зависть друзей, жизнь удалась. Смешно, прямо как в комедии
[348]
про соревнование между кассирами и упаковщиками американского магазинчика за место в комнате отдыха с автоматом газированной воды или кофе-машиной.
Впрочем, местные пока воспринимали ситуацию куда спокойнее. Для них государство – оно свое, народное. Если в нем не хватает денег, то это общая проблема, которую и решать надо «всем миром». Как первобытная община, в которой все скидываются, чтобы выжить. Руководители для них тоже свои, вполне близкие люди. Не всегда блещущие сообразительностью и трезвостью мышления, порой не слишком чистые на руку в бытовых вопросах, но при этом назвать их «жуликами и ворами» не повернулся бы язык ни у одного гражданина СССР. Вожди это чувствовали, вплоть до первых лиц ездили и ходили без охраны, даже тот достаток, который я видел у Шелепина, – под стать мэру провинциального городка двадцать первого века. Их жены работали на советских предприятиях, и не на самых высоких должностях
[349]
. Дети учились в обычных московских школах и вузах, строили свою карьеру, даже не помышляя о мгновенном взлете в совет директоров какого-нибудь «Газнефтерома».
Так что верили люди вождям, реально верили. Поругивали персональные машины, прислугу, госдачи и бриллиантовые серьги жен. За медали или костюм заграничный иной раз могли приложить. Это они развлечений олигархов двадцать первого века не видели, коллекционных машин да дворцов скромных чиновников. Уверен, не случись пара отупляющих десятилетий Брежнева и глупостей перестройки, попади в две тысячи десятый год поколение фронтовиков-победителей… Быть еще одной революции, разнесли бы люди Кремль по кирпичику, выставили на руинах бигборд «Здесь танцуют, и все будет хорошо»
[350]
. Заодно – постреляли бы обитателей Рублевки. Ну тех, кто не успел убежать, конечно. А потом бы и до коммерсантов типа меня дотянулись… Гхм!
Последний вопрос задал сам себе – зачем же я на этих галерах? Любопытство? Привычка? Судьба? Оба варианта неидеальны, кому, как не мне, ощущать это на своей шкуре. И, черт возьми, я не желаю своей Надежде ни того, ни другого будущего. Может быть, еще не поздно накатить патч на неторопливо катящееся колесо истории?
Самое забавное, что история выигрыша по займу не закончилась на проверке всем НИИ коллекций своих номерочков. На следующий день, прямо с утра, я застал перепуганную Анну Михайловну в своей приемной.
– Что-то случилось? – первым делом спросил я. – Неужели все-таки ошибка?!
– Пошла я в сберкассу, там кассир облигации стала проверять, бумаги заполнять какие-то, паспорт еще попросила, я его отдала, а она попросила подождать, куда-то ушла…
– Так нормально вроде все, Анна Михайловна! – Я нетерпеливо успокоил женщину. – Проверят все да деньги на счет положат.
– Так ее долго не было, она даже свое окошечко закрыла. А потом мужчина ко мне подошел, симпатичный такой, обходительный очень, и так вежливо-вежливо предложил купить облигацию сразу.
– О как! – Даже в захолустном М-граде без жуликов не обошлось. – Небось тысячи три предложил, сволочь?!
– Так в том и дело, – охотно пояснила женщина, – сразу шесть посулил! И говорил, чтобы я не переживала, если будет намерение продать, а приходила завтра опять с утра в сберкассу, да дело и сладится, чтоб, значит, его деньги я на счет сразу положить могла.
– А вы?!
– Тут враз и девушка пришла, сказала, что все нормально, правильная облигация, и отдала ее мне сразу. Забрала я бумагу свою из кассы – и к вам, посоветоваться, значит… Дети-то только вечером с работы придут, да и неученые они у меня.
– Интересная история получается, – задумался я.
По ходу, в СССР даже жулики какие-то странные, кто же будет платить за выигрыш дороже номинала? Да еще так сложно организовывать процесс, ведь, если я правильно понял тетю Нюру, девушка-кассирша явно «в деле». Правда, радиомонтажницу сложно назвать ключевым сотрудником НИИ «Интел», но… выходит, не зря Анатолий читал нам с Катей инструктажи о соблюдении секретности? Добрались до тихого М-града шпионские страсти, начал кто-то особо умный вербовать сотрудниц? Впрочем, пусть с этим разбираются специалисты. Мне надо просто успокоить Анну Михайловну.
– Понятно все! – Я постарался пошире улыбнуться. – Сейчас я занят сильно, но зайдите после обеда, расскажу, что нужно делать.
Однако Анатолий, к которому я обратился за консультацией, лишь облегченно рассмеялся, едва дослушав до половины:
– Петр, ты разве не знал, что человек, выигравший пять тысяч, может без очереди купить «Волгу»?
