С Шелепиным зашел невысокий пожилой мужчина в обычном для местных партийных деятелей костюме, вид усталый – веки и щеки набрякли и заметно отвисли. Нос крупный, мясистый, уши смешно оттопырены, высокий, но редкий ежик совершенно не скрывал седых висков. Не встречал ничего подобного на парадных портретах ЦК…
– Петр Воронов, – Александр Николаевич представил меня, потом гостя: – Алексей Николаевич Косыгин.
– Добрый день, очень приятно. – В голове промелькнула мысль: «Так вот ты какая, звезда советской экономики…»
Он посмотрел снизу вверх, лишние двадцать сантиметров роста не шутка, но с брезгливым интересом, как мать семейства на большую жабу. Может, ему рубашка с джинсами не нравятся? Так нет другой одежды, как-то не сподобился в смокинге проваливаться в этот колхоз.
Дядька оказался кремень. Сначала в перенос во времени он попросту не верил вообще, как Парижская академия – в метеориты. Пришлось крутить ноутбук и тянуть портфель с мелочами, показывать все. Тут бы и отмороженный на всю голову фанатик сдался. Но Косыгин еще долго сомневался, что СССР на самом деле ждет распад. Показывал паспорт и наклейки, копирайты на софте и наклейки в ноутбуке. Не совсем убедил, но задуматься заставил. Точку поставили «Жмурки», замечательное получилось кино для «выноса» мозга партократам. Спесь и гонор сошли, как грязь на бесконтактной мойке.
Отдал на прочтение очередную редакцию истории СССР – СНГ с тысяча девятьсот сорок пятого по две тысячи десятый, надеюсь, она когда-нибудь станет звездным экспонатом музейной композиции. Пока неофит читал, показывал Шелепину по его же просьбе программы для обработки картинок и видео. Масса опций и крутилочек произвела должное впечатление, тем более что использовать бесплатный Windows Movie Maker для простейшего монтажа домашних роликов не наш путь. В мире ломаного софта ставят Adobe Premier или Sony Vegas – мне больше нравится последний, хотя пользоваться пришлось не более десятка раз, решать задачи типа монтажа отпускного ролика для Вконтактика.
Наконец Алексей Николаевич оторвался от листочков.
– Молодой человек, рассказывайте, что в будущем говорят об экономике СССР, – смешно тряхнув складками на щеках, обратился ко мне Косыгин. Но его светло-серые, глубоко сидящие глаза были серьезны.
– Алексей Николаевич, прошу заранее извинить. Своего мнения у меня нет, могу только пересказать учебники, – подстраховался я.
– Пожалуйста, без церемоний! – чуть поморщившись, он скрежетнул голосом.
– Есть две точки зрения на вашу программу, которая была принята в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. – Я перевел дух, как перед нырком на десять метров. – Положительная точка зрения гласит, что экономические реформы Косыгина – Либермана были вполне успешны. Даже пятилетка шестьдесят пятого – семидесятого годов получила название «косыгинской», или «золотой». Темпы роста составили примерно пятьдесят процентов, что было рекордом всей послевоенной истории СССР.
– Программа на пятилетку еще не принята. – Алексей Николаевич увидел, что я на него кошусь, и решил так подбодрить. – Но начало хорошее.
– В конце шестидесятых ваши реформы частично свернули из-за внешней похожести на Чехословацкую программу реального хозрасчета Дубчека, которая в шестьдесят восьмом году закончилась замаскированным переворотом с последующим подавлением его войсками СССР и стран Варшавского договора.
– Вот даже как…
– Далее ваши предложения по хозяйственным вопросам часто вызывали раздражение у товарища Брежнева, им не давали хода. Темпы развития страны падали. В середине семидесятых из-за несчастного случая на воде вы потеряли здоровье, а через несколько лет вас грубо отправили на пенсию.
– Точно год! – неожиданно сорвался на крик Косыгин. – Вспоминай!
– Э… Кажется, там еще про олимпиаду писали… Наверное, тысяча девятьсот восьмидесятый, – предположил я, ошеломленный метаморфозой, случившейся с чопорным стариканом.
– Вот как, всего пятнадцать лет, – мгновенно подсчитал Алексей Николаевич.
– Будущее можно изменить. – Я попробовал сгладить неприятный эффект. – Все будет по-другому. В любом случае о вас пишут как об идеальном премьере СССР и России, который много сделал для народа. Улицы и корабли называют вашим именем.
– А нужно ли… – Он наклонился ко мне ближе и впился тяжелым серым взглядом. – Второй вариант, он что, еще хуже?
– Увы… По вашему плану основной мотивацией сотрудников служила прибыль, которая получалась как процентная доля от себестоимости. В результате предприятиям стало выгодно всеми правдами и неправдами эту базу повышать.
– Это лишь один из плановых показателей, весьма удобный. И потом, перевести безналичные деньги в наличные можно только с разрешения государственных органов.
– Все равно. У буржуев имеется сильнейший тормоз повышения цены товаров – конкуренция. В СССР, при тотальной нехватке товаров и монополиях министерств, руководители научились потихоньку переводить доход завода в личные премии, материальные ценности и общее повышение ФОТа. Так сказать, брали борзыми щенками.
– В масштабах страны это совершенно не страшно. С рвачами и хапугами мы бороться умеем!
– Началась инфляция, плюс к тому личные чаяния директоров пошли вразрез с установками партии и правительства. Так, не спеша, по процентику-два в год, экономика скатилась к застою. – О том, что некоторые историки именно половинчатые реформы Косыгина называли основной причиной распада СССР, я предпочел умолчать.
– И чем все закончилось? – излишне безразличным голосом спросил Алексей Николаевич.
– Уровень благосостояния в СССР упал, в таблицах мирового рейтинга страна стояла где-то около тридцатого места. Сократилась по сравнению с другими странами средняя продолжительность жизни, расцвел алкоголизм. Вновь ввели талонную, собственно, ту же карточную систему. Голода не было и в помине, но колбаса, сыр, масло продавались нормированно. Дефицит сделался обычным явлением, в некоторых городах вводили идиотские талонные книжки, в которых расписывали на десять лет вперед возможность приобретения всего, вплоть до автомобиля. В музее видел реальный пример из Верх-Нейвинска, то есть Свердловска-44.
Какие в СССР предсказуемые руководители. Стоит им узнать о грядущем провале, как меняются в лице, вскакивают, начинают бегать по комнате или, наоборот, впадают в прострацию. Товарищ Косыгин исключением не оказался. Он резко поднялся из-за стола, подошел к окну и рывком его распахнул. Марлевая ширма выпала в сад, но партийный руководитель даже не обратил на это внимания, повернувшись к нам розовеющим сквозь редкие волосы затылком, он долго смотрел на речку, которая отблескивала серо-коричневым где-то метрах в семидесяти. Шелепин не вмешивался, только вызвал охрану и заказал водки с закуской.
Все же крепкий старикан, сталинская закалка. Александр Николаевич первый раз попросту сбежал от разговора и вернулся только через несколько дней. Переваривал. Этот же минут через двадцать подсел к столу, с ходу опрокинул заблаговременно наполненную рюмку. Закусил рыбной нарезкой, артистично цепляя на вилку через один ломтики осетрины и семги. Помолчал.
