Семья, членом которой я как бы стал с сегодняшнего дня, состояла из вдовы и четырех детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет. Муж Гертруды (так звали вдову) помер пару лет назад во время упоминавшегося отцом Теодором мора. Так же как и трое их детей. Вдова и двое ее старших пацанов (четырнадцати и пятнадцати лет) не смогли продолжать обрабатывать свой участок, и решением общины надел был отобран. Взамен им было предложено работать на общинном поле и выполнять другие мелкие хозяйственные поручения, за что они получали часть урожая. Вообще, несмотря на расспросы, которым я подверг Йоханна, уклад жизни деревни остался ясен не до конца. С одной стороны, вроде бы существовали личные наделы, но почему-то не у всех. С другой — общинные земли, на которых были обязаны отрабатывать даже те, у кого имелись и собственные наделы. И при всем при этом и та и другая земля в конечном счете принадлежала сеньору, то есть местному барону, которому и шла львиная часть урожая. Сложная система, короче — без бутылки не разберешься. А бутылку-то тут достать и негде! Историю лучше учить надо было, может, и понял бы больше.
Расплывающийся в улыбке староста сообщил вдове, что привел ей еще одного сына. Та хмуро проворчала, что лучше бы он нашел ей мужа и вообще-то этот парень слишком уж взрослый для сына. На это Йоханн ей ответил, что я, несмотря на свою молодость (а они с отцом Теодором, глядя на мой свежий вид, дали мне лет шестнадцать, и я их разубеждать не стал), уже женат, но зато стану хорошим подспорьем для оставшейся без кормильца семьи. Гертруда махнула рукой и указала мне место в бревенчатой пристройке:
— Пока спать будешь там, в доме слишком тесно. А как наступят холода — посмотрим!
Не очень-то гостеприимно, но и на том спасибо. А в грязную, вонючую лачугу не сильно-то и хотелось. Там небось и клопов со вшами полно! В сарае воздух посвежее будет.
Тем временем «председатель», не дав даже освоиться в новом жилище, повел меня отрабатывать трудовую повинность. При этом он пытался объяснить, чем в данный момент озабочены жители деревни, но я скорее догадался, чем понял — слишком много было незнакомых слов, да еще в области сельского хозяйства, в котором я и так ни бум-бум. В целом картина представлялась следующая: яровые они уже убрали и теперь сеют озимые. Ну и на здоровье — главное, пусть покажет, где копать, а остальное — не мои проблемы!
Мы вышли из деревни, и перед моими глазами предстали поля, на которых предстояло горбатиться в течение неопределенного периода времени. Поля выглядели, на мой дилетантский взгляд, довольно странно — длинные узкие прямоугольники, поделенные вдоль короткой части на три еще более узкие полосы. Почему три? В памяти всплыл подарком от школьных уроков истории давно забытый за ненадобностью термин «трехполье». Ну да, поле делили на три части: одну засеивали яровыми, другую озимыми, а третья была под паром — отдыхала. Значит, это оно и есть.
Йоханн подвел меня к бородатому мужику, подправлявшему упряжку быка с довольно-таки большими рогами. Может, мне показалось, но бык как-то недобро на меня взглянул, и я на всякий случай встал от него подальше. Если что — разыграть роль тореадора у меня вряд ли получится.
Староста поприветствовал мужика:
— Вот, Ганс, помощника тебе привел!
— Ну слава богу, Йоханн, а то у меня уже вся спина ноет!
Как оказалось, бородатый Ганс являлся оператором навороченного по местным меркам агрегата, олицетворявшего собой вершину здешнего научно-технического прогресса, — колесного плуга с окованным железом рабочим ножом. Насколько я помнил, такие устройства как раз к этому периоду стали вытеснять использовавшуюся еще с римских времен бесколесную соху. Двигательная установка «трактора» имела мощность в одну бычью силу (это значит где-то полторы лошадиных). Эта самая бычья сила, жуя пучок соломы, продолжала недобро косить на меня одним глазом.
Ганс, даже не прочитав мне лекции по технике безопасности при работе с плугом, сразу же припахал меня не по-детски. Пока бык медленно тащился вдоль длинной стороны поля, надо было бегать перед ним и убирать с дороги попадавшиеся на пути камни и ветки. При этом рогатый дурак, которому мои мельтешения были явно не по нраву, все время пытался меня боднуть. И пару раз, когда я не вовремя увязал ногой в вязкой почве, ему это почти удалось. «Ничего, животное, мы с тобой еще рассчитаемся!» — пообещал я ему по-русски, не зная, правда, каким образом мне это удастся осуществить.
Но главная засада ждала меня в конце узкой полосы, когда потребовалось развернуть плуг в обратную сторону. Это была нетривиальная задача! Нож глубоко сидел в вязкой земле, тупой бык, несмотря на кучу ударов, которыми его осыпал Ганс, упорно не понимал, что же от него требуется. Простейшее вроде бы дело заняло четверть часа тяжелого труда, сопровождавшегося отборными матами на русском и старонемецком. Зато я наконец ценой литра собственного пота понял, почему поля делили на узкие и длинные полосы…
Глава 5
Две недели каторжной работы от рассвета и до заката пролетели быстро. За это время я успел в совершенстве овладеть всеми отборными местными ругательствами, которыми Ганс щедро осыпал меня вместе с быком, и, как ни тяжело это признать, в основном — заслуженно. Слишком уж далек я был от народа, овладеть премудростями крестьянского труда для потомственного горожанина, да еще из далекого будущего, оказалось непросто. Единственное, что успокаивало, — это то, что «тракторист» брань в адрес быка сопровождал ударами палки, а в мой — нет. Пока нет, хотя пару раз такое желание явно читалось в его глубоко посаженных злых глазах. Я несколько раз подъезжал к «председателю» с просьбой перевести меня на другой участок трудового фронта, ссылаясь на неподготовленность к такой работе, наличие волдырей на не знавших тяжелого труда ладонях и так далее. Результатов это не принесло, Йоханн лишь скороговоркой ссылался на отсутствие свободных трудовых резервов и, обещая вернуться к этому вопросу после окончания посевной, старался сбежать от меня куда-нибудь подальше. Хотя Ганс тоже просил пару раз поменять ему «этого придурка» на нормального работника. Правда, в последние дни мне удалось несколько реабилитироваться в его глазах.
Началось все с того, что один раз, пытаясь отдышаться после очередного разворота чертового плуга, я раздраженно подумал: «Я же доктор наук, в конце концов, неужели не смогу придумать что-нибудь для облегчения разворота этого долбаного агрегата? Почему я следую указаниям этого средневекового дебила, который ничего сложнее своего плуга в жизни не видел?!» Немного успокоившись, я принялся рассуждать методически. Для начала надо сформулировать проблему. Ну, это просто: во-первых, развороту мешает нож плуга, засаженный по самое не могу в толщу вязкой земли. Во-вторых, узкие деревянные колеса, утопающие все в той же земле, создают сопротивление при повороте. Первая проблема решается элементарно — колеса стопорятся просунутой между спицами палкой, которая упирается в основание ножа. Так как бык продолжает тянуть плуг, то застопоренные колеса создают сильный вращающий момент, опрокидывающий весь агрегат вперед, в результате чего нож легко выходит из земли. Всего-то и делов!
