Тут же, возле зеркала, Андрей сделал ещё одно важное открытие: висевший на стене отрывной календарь услужливо сообщал, что сегодня вторник, 13 августа 1940-го года. «Ну попал так попал. Хорошо ещё, что до войны» — подумал Андрей. Чем именно это так хорошо он додумать не успел, потому что отворилась дверь и в кабинет вкатился полный пожилой человек с «интиллигентской» бородкой. «Военврач 2-го ранга» определил Андрей, разглядев две шпалы и медицинскую эмблему в петлицах формы вошедшего. Что-что, а знаки различия Красной Армии он ещё в детстве заучил благодаря прекрасно иллюстрированному справочнику, который получил в подарок от дяди, полковника-танкиста, на свой десятый день рождения.
— Ну-с, на что жалуемся? — весело начал врач с традиционного вопроса.
— Да вот стошнило что-то, отравился наверное – промямлил Андрей, придерживаясь своей первоначальной «легенды».
— Сознание теряли?
— Терял – ухватился за подсказку Андрей, сообразив, что в его интересах подольше остаться в лазарете, получив время на размышление и вхождение в местные реалии.
— Что ж, давайте вас осмотрим – всё тем же весёлым тоном сказал доктор, приводя в боевое положение стетоскоп. Послушав, замерив пульс и давление, врач продолжил допрос:
— Что вчера ели?
— Н-ну, то же, что и все.
Доктор вдруг стремительно приблизил своё лицо к лицу Андрея и совсем другим, каким-то угрожающим тоном вопросил: «Пил?»
— Нет — ответил Андрей, подумав: «А я откуда знаю, я-то не пил, а этот вполне мог».
Врач придвинулся ещё ближе и втянул носом воздух. Получив отрицательный результат, отодвинулся и опять весело сказал:
— Очень хорошо, значит обычное пищевое отравление. Сутки не есть, до завтра полежите тут, утром я вас осмотрю и, надеюсь, сразу и распрощаемся.
Доктор встал и пошёл к двери. Не успел Андрей обрадоваться, как тот, задержавшись в проёме, обратился к санитарам:
— Да, главное чуть не забыл. Братцы, организуйте ему промывание кишечника.
Мрачный санитар кивнул и снял со стены зловещего вида клизму. Врач покинул помещение. «Этого мне сегодня ещё не хватало» — подумал Андрей.
— Ребята, может не надо, у меня, вроде, всё прошло — осторожно прозондировал он почву.
— Дохтур сказал надо, значиться надо — равнодушно, но твёрдо отрезал мрачный.
— Да ты не боись — сказал второй санитар, видимо, более общительный, — вот, например, индийские йоги, борющиеся с британским империализьмом, специально себе кажную неделю промывание делают. Для укрепления организьма, значит.
«Где он таких глупостей набрался?» — со злостью подумал Андрей.
— Давай, сымай портки – кратко подвёл итог дискуссии мрачный.
Андрей, вздохнув, стал стаскивать с себя комбинезон…
* * *
Он лежал на койке, приходя в себя после малоприятной процедуры, и, в который раз рассматривал свои новые руки. В палате, на восемь коек, он был один. Видимо, личный состав части отличался завидным здоровьем. Дискомфорт от мысли о пребывании в чужом теле практически прошёл, и Андрей рассматривал руки уже из чистого интереса. «Да что руки, самое главное-то не проверил!» — вдруг подумал он. Оттянув пальцем резинки штанов полученной вместо комбинезона пижамы и больших семейных трусов, Андрей внимательнейшим образом изучил состояние «хозяйства». «Вроде бы не хуже, чем было», — облегчённо вздохнул он.
«Поспать, что ли», — подумал Андрей, чувствуя усталость от пережитого за сегодня. Несмотря на явно обеденное время, голода он не ощущал, да и врач запретил, так что кормить его всё равно не будут. Тем не менее, Андрею мешало какое-то, похожее на голод ощущение, но чего именно ему не хватает он понять не мог.
Из соседней комнаты послышался скрип открывающейся двери. Раздались голоса:
— А, Катя, хорошо, что зашла, — Андрей узнал голос младшего санитара. — Побудешь здесь, пока я в столовую сбегаю?
— Да, конечно, — ответил женский голос. — Где он?
— Там.
В палату быстрым шагом вбежала симпатичная шатенка с короткой стрижкой в белом халате, накинутом на гимнастёрку.
— Андрюшка! — она бросилась к койке и сходу чмокнула его в щёку.
— Ты в порядке? Всё цело? — весело защебетала она и непринуждённо положила руку на то самое место, которое он только что осматривал. Андрей непроизвольно оттолкнул её. «Ну и нравы здесь!» — ошалело подумал он. Не то чтобы он был против, но всё произошло как-то неожиданно. Девушка, кажется, обиделась:
— Андрюшка, ты что, головой ударился? Доктор сказал, что у тебя обычное отравление.
Она отошла к окну и закурила.
— Извини, нервы. Еле посадил сегодня машину, — попытался сгладить ситуацию Андрей.
— Да я понимаю, это ты извини. Ты наверное, плохо себя чувствуешь? — извиняющимся тоном произнесла она.
— Ну, сейчас уже ничего.
Ветер задул в открытое окно и донёс до Андрея табачный дым. Он вдохнул его и вдруг понял, чего ему хотелось. Ему хотелось курить! «Я же никогда не курил, зачем это мне?» — обалдело подумал Андрей. Но, видимо, у доставшегося ему организма было собственное мнение на этот счёт. Курить хотелось всё сильнее.
«В конце концов, я же не своё здоровье угроблю», — решил Андрей, втайне надеясь, что весь этот кошмар скоро кончится.
— Катя, дай пожалуйста сигарету, — попросил он.
— Чего? — удивлённо захлопала ресницами Катя. — Чего тебе дать?
«Вот я дурак», — отругал себя Андрей. «Так и прокалываются шпионы. Если я на такой ерунде попался, то что же будет дальше?»
— Ну, я имел ввиду папиросу, — исправился он.
— Тебе нельзя, наверное, — неуверенно сказала Катя, но папиросу дала.
— В штабе там переполох из-за тебя, говорят, — сообщила она. — Но подробностей я не знаю.
Неловкость между ними прошла и девушка стала рассказывать про запутанные отношения между какой-то Машей и командиром второй эскадрильи. Вряд ли бы это заинтересовало Андрея, даже если бы он знал, кто такая эта Маша. Поэтому он не слушал, автоматически кивая в нужных местах, и размышлял о своём. «Как мне себя с ней вести? Какие у нас отношения? Может быть, я на ней жениться обещал?» — думал Андрей, приходя в отчаяние от полной неизвестности своей «предыдущей» биографии. «Это всё равно, что решать систему, в которой неизвестных больше, чем уравнений».
В соседних помещениях послышались голоса вернувшихся с обеда людей. Катя, закруглив бесконечную историю про Машу, ещё раз чмокнула его в щеку и побежала к месту несения своей, так и оставшейся неизвестной Андрею, службы.
Продолжая лежать в кровати, он задумался о своих действиях на ближнюю и дальнюю перспективу:
— Надо исходить из того, что я здесь оказался надолго, может быть навсегда. Очевидно, что продолжать карьеру моего «предшественника» я не смогу, даже если бы и захотел. Ну какой из меня лётчик? Я же даже не знаю, как завести движок у «И-16». Завтра скажут лететь, и что я буду делать? Значит, надо «косить». Например, заявить завтра доктору, что у меня амнезия после случившегося. «Тут помню, а тут не помню». Он, может, сразу и не поверит, но если твёрдо стоять на своём, то в конце концов выкинут из авиации. Не родился еще тот врач, который отправит в полёт летчика, жалующегося на недомогание. С него же спросят, если что.
