За инструктирование атамана обращению с новым оружием взялся Васюринский. Тут же Татаринов отстрелял восемь патронов по мишеням метрах в пятидесяти. Вот здесь казаки от невероятной для того времени дальнобойности и точности пистолета пришли в восторг. В XVII веке гарантированное попадание из пистоля обеспечивалось его прижиманием ко лбу жертвы. Да и то, количество осечек у ударного кремневого замка исчислялось десятками процентов. Частый выход из строя обесценивал надежный в срабатывании, но хрупкий колесцовый замок. Не могла их не восхищать и скорострельность «ТТ». Под гул интенсивнейшего обсуждения татариновской обновки Аркадий умудрился даже немного подремать, набираясь сил для продолжения разговоров о будущем.
После оружия картинки в телефонах впечатлили казаков несравненно меньше. Несколько «возрастных», перешедших сорокалетний рубеж, старшин их и рассмотреть толком не смогли из-за дальнозоркости. Опять сыграла свою роль отсталость наших земель. В Европе люди с общественным положением и состоянием казацких атаманов легко могли приобрести очки. Однако многие смогли полюбоваться на подружку Аркадия. Минимальность ее одежды тоже вызвала диспут, хоть и кратковременный, но не менее бурный, чем оружейный вопрос.
К ночи вымотанный до предела Аркадий мог первую часть своего плана считать воплощенной в жизнь. Атаманы, полковники и есаулы с сотниками ему безоговорочно поверили. Без характерницких угроз. И у большинства, по крайней мере, желание изменить страшное будущее просматривалось безусловно.
Не обошлось без досадного инцидента. Седой, как лунь, со страшным шрамом на лице атаман Верига взбунтовался. Промолчав все это время, он, посмотрев на не очень качественное изображение в мобильнике, начал свою пропагандистскую кампанию:
– Братия, люди православные! Это ж посланец сатаны! Послан он, чтоб смутить наши чистые души, низвергнуть нас в геенну адскую! Не слушайте его! Изничтожьте бесовское отродье!
Казаки были людьми безусловно верующими. Они даже позиционировали себя как самых главных защитников православия на юге Руси. Церковные иерархи не скрывали скепсиса по этому поводу, но сомнения придерживали при себе, не афишировали. Да и в огромных пожертвованиях своим церквам и монастырям прослеживались сугубо меркантильные интересы. Дожившие до старости казаки шли замаливать свои грехи в монастыри. Так сказать, пенсионная страховка.
Вера верой, а вмешиваться в донские или запорожские дела церковникам казаки никогда не позволяли. Попов даже никогда не брали в набеги, считалось, что поп на чайке – к несчастью. От неожиданной выходки Вериги все несколько растерялись. Самозваный же защитник веры, увидев, что никто его поддерживать не спешит, выхватил свой пистоль, чтоб спасти души боевых товарищей самостоятельно. И ту же получил шесть пуль. Четыре пистольных, две пистолетных. Впрочем, пулю, выпущенную Татариновым, пришлось извлекать из руки есаула Федора Иванова. К счастью, ничего серьезного там пуля не повредила; пробив насквозь тело Вериги, она застряла в мышце есаула.
– И что б мы делали, если бы этот… нехороший человек не схватился за пистоль? – задумчиво спросил Аркадий. – Вот вам еще один повод для изменения законов. Но об этом завтра.
Как он добрался до своей кровати, Аркадий не запомнил. Скорее всего, его притащили сонного и уложили, сняв только обувь. И спал он эту ночь крепчайшим образом. Сны, в отличие от покойника Пилипа, его не мучили.
Трепещи, Архимед!
Монастырский городок,
27 березоля 7146 года от С.М. (6 апреля 1637 года от Р.Х.)
Проснулся Аркадий ни свет ни заря, хотя мог бы поспать подольше. Неловко повернулся во сне, а действие-то лекарств тю-тю, закончилось. Прощай, неверный друг Морфей! Здравствуй, утро, чтоб тебя!.. Ворочаться в постели в надежде найти удобное положение и поспать еще не стал. Уже убедился, что ничего хорошего из этого не получится. Шипя и вспоминая вполголоса разнообразные выражения и идиомы родного языка, для этого случая очень подходящие, вылез из постели, обулся и потащился на двор.
Несмотря на раннее время, там было полно людей, и все были заняты каким-то делом. Пришлось попаданцу для облегчения мочевого пузыря обойти дом. Присмотревшись к занятию Васюринского и Татаринова, также явно не выспавшихся, он понял, что они заняты допросом. Причем допрашиваемый – рыжий, светлокожий молодой парнишка – был отнюдь не татарином.
– Доброе утро всем! Иван, что случилось?
– Не зараза, так понос! Вчера заметил, что у старого Митрохи глазки подозрительно бегали. Засомневался на его счет, попросил своих пластунов присмотреть за его двором. А в самую темень среди ночи из его двора попытался вывести лошадь на поводу вот этот дурачок. И имя у него подходящее – Балда, сынок Митрохи. Хлопцы его тихонько захомутали и доставили ко мне. Я кликнул Татарина, все же земли здесь войска Донского, самоуправничать (Татаринов хмыкнул) мне негоже. Поспрошали мы его, без жесточи, ласково, можно сказать. Он все нам и выложил. Отзывчивый на ласку оказался. Выяснилось, что храбрый и верный защитник православия, атаман Митроха, которого никто в предательстве заподозрить не мог, давно азовскому паше обо всем в Монастырском городке тайком докладывает.
– И что же теперь с ним собираетесь делать?
– Ну, с этим посланником и его папашей сомнений никаких нет, раки в Дону за зиму сильно оголодали, подкормить надо.
– А если подумать, о чем мы ночью говорили?
– ?…
– Митроха своих детей любит?
Татаринов в явном недоумении уставился на Аркадия. Замотанный организацией военной кампании, он никак не мог въехать в намеки попаданца. Тому пришлось конкретизировать:
– Если у нас останутся заложниками… ну… аманатами, его жена и дети, Митроха их не бросит?
Здесь атаману пришлось призадуматься всерьез. Он понял, к чему его подталкивает собеседник, и вспоминал, что приходилось слышать о Митрохе и его отношениях с детьми.
– Пожалуй… нет, не бросит. Любит он своих деток, родная кровь все-таки, не седьмая вода на киселе. Так что… точно не покинет. Небось не дурак, понимает, что мы с ними тогда сделаем.
– Тогда надо их в яму посадить, а его немного погодя вслед за татарином в Азов послать. Пусть и он тамошних начальных людей известит о неустройстве среди казаков, желании части из них в Персию идти.
* * *
Вторую часть совещания начали с обеда. Опять сытного и вкусного. После чего Аркадий встал.
– Ну, люди добрые, чего надумали? Оставим все как есть или менять под себя будем?
Казаки дружно, хоть и вразнобой, заверили его, что намерены менять плохую судьбинушку.
– Если хотите изменить печальную участь для своих детей и потомков, то надо строить свое государство. Живя вот, как сейчас живете, никого вам от сильного врага не защитить. Слишком уж вас мало, да и прокормить себя не можете. Нельзя все время рассчитывать на царское жалованье и удачный грабеж. Потому как царь может на вас за что-то осерчать и послать вместо хлеба стрельцов, а походы за зипунами не всегда бывают, сами знаете, успешными. Тогда ворогу сюда и походом идти не надо. Перекрыть доступ хлеба, и вам конец. Сами перемрете или так ослабнете, что саблю поднять сил не будет. Это-то вам понятно?
