Повествование о женщинах, бегающих в одних коротких юбчонках, Марию возмутило, зато описание слонов и организации их стад, носорогов, львов, других диковин ей очень понравились. Не осталась в долгу и она, поделилась сведениями об организации нынешнего шляхетского общества, изменениях, произошедших в нем в связи с отменой крепостного права.
Вообще из точных наук женщина знала только арифметику, хозяйка ведь обязана вести учет и контроль семейного имущества, если муж ушел в поход. Зато разным домохозяйским хитростям, хорошим манерам, танцам и рукоделию ее учили очень старательно. Как и языкам. Среди состоятельной шляхты того времени было модным отправлять юношей в Европу, в университеты. Практически все они были полиглотами, вставлять в речь цитаты на латыни считалось практически обязательным для благородного человека. Вот и ее выучили языкам для соответствия будущему супругу. Получилось же не соответствие, а взаимодополнение, что тоже неплохо.
Мария согласилась быть переводчицей для мужа с превеликой охотой, можно сказать, с энтузиазмом. Она знала о многочисленных предыдущих связях Аркадия с ведущими веселый образ жизни пани, о его популярности в высшем свете Киева. И возможность их возобновления ее не прельщала.
«Конечно, «молодцу быль не в упрек», но если переводить ему вызовется одна из этих вертихвосток, мало ли до чего они могут дообщаться? Мужчину надо держать на коротком поводке, – полагала она, – дабы глупые мысли, приходящие ему в голову, не успевали воплотиться в действия. Главное, чтобы «голова» и «хозяин» не почувствовал, как им вертят». Мария не без основания считала себя особой неглупой и способной такое провернуть. Совместная работа давала для этого прекрасные возможности.
Беженцев из охваченной войной Европы – причем войной религиозной – скопилось в Киеве уже несколько сотен, и почти каждый день появлялись новые и новые. Одному их опросить и распределить по местам новой жизни было нереально. Не говоря уже о том, что число иммигрантов росло, прослышав, что здесь можно устроиться и прилично жить, с каждым днем все большее количество немцев и чехов осмеливались бежать на вольные земли со ставшей опасной и голодной родины. И не только они. Среди беженцев попадались, пока изредка, французы, фламандцы, итальянцы и даже готовые сменить веру поляки.
Естественно, переселенцы, приехав на чужбину, группировались по вере и национальности. Кстати, единой германской нации еще фактически не существовало, так что саксонцы не чувствовали никакого родства с баварцами, а ганноверцы с тирольцами. Вот в первые дни именно с главами этих землячеств и вел с помощью супруги переговоры Москаль-чародей. Учитывая, что немцы из разных земель сами не понимали один другого, зачастую и Марии приходилось говорить с ними не на саксонском диалекте, известном ей, а на латыни или французском. Поэтому и общение тогда шло с двойным переводом.
Аркадий сразу же договорился, что наряду с частью профессоров в Киеве останутся и представители общин для приема новых земляков и переправки их в заранее договоренные места. К его великой радости, среди беженцев оказалось немало очень образованных людей, имеющих навыки работы во всех необходимых ему областях. Часть он немедля отправил в Азов, Дымарь (металлургический центр запорожского войска, построенный невдалеке от расположения нынешнего Запорожья) и… (нарождающийся металлургический комплекс донского войска).
Пришлось, прервав общение с иноземцами, заняться переговорами с магистратом и Братством для обеспечения их помощи в организации обозов в места нового жительства иммигрантов и написать срочное послание занятому последними приготовлениями к большой битве с поляками Хмельницкому. Война, конечно, дело важное, однако и о мирной жизни стоит позаботиться заранее. О желании гетмана устроить в Киеве университет здесь знали и сопротивляться такому начинанию не собирались. Выпихивание из города как можно скорее большей части «понаехавших тут» также было в интересах большинства киевлян.
Вроде бы болтать языком – невелик труд. Тем более легким кажется выслушивание чужих объяснений и рассказов. Однако эта работа выматывала супружескую чету до того, что по вечерам любовью заниматься сил не оставалось. Возможно, на них сказывалась атмосфера расспросов. Люди ведь не за лишним талером приехали, они с родины бежали, спасаясь от преследований и зачастую смерти. А уж погибших во всеевропейской бойне родственников и знакомых имели все приехавшие без исключения. С ними прибыли страх, горе, отчаяние, тоска… это читалось в их глазах, манере поведения, признаках преждевременного старения, даже по меркам семнадцатого века. Такой вал негатива не мог не действовать на собеседников иммигрантов, а общаться с ними Москаль-чародей и Мария вынуждены были по много часов ежедневно.
Проще всего решались проблемы крестьян. Их отправляли на поселение в Приазовье и Причерноморье. Благодаря работе домны, скорому запуску еще трех не приходилось сомневаться, что плугами и железными лопатами новых земледельцев обеспечат. Всем обещали товарный кредит волами, лошадьми, сельскохозяйственными инструментами и зерном для посева. Чтобы приезжие могли дожить до нового урожая, им должны были выдавать продовольствие для пропитания, чем озаботили новых паланковых атаманов в области Запорожских вольностей и станичных в новых землях Войска Донского. Это осуществлялось в интересах обоих войск, так как за право вести хозяйство на их землях полагалось платить в казачью казну.
С мастеровым людом тоже особых проблем не возникло, их Аркадий распределял с учетом потребностей в разных регионах Вольной Руси. Им все равно было куда ехать, лишь бы там была возможность обзавестись собственным домом и добывать пропитание для семьи. Потребность в ремесленниках и мастерах существовала огромная, и зарабатывать себе на хлеб многие из них могли вскоре по приезде на новое место жительства.
С интеллигенцией разобраться оказалось сложнее всего. С каждым приходилось возиться индивидуально. Во-первых, часто не сразу удавалось понять, чем у себя на родине почтенный профессор занимался. Во-вторых, то еще удовольствие сообщать ищущим спасения людям, что преподаватели философии и богословия (с католическим или протестантским акцентом) здесь просто не нужны, как и стихотворцы. Предложение сменить профессию отнюдь не всех приводило в восторг. Перед супругами разыгрывались настоящие драмы, а то и трагедии. Со слезами, мужчин не украшающими, униженными мольбами, истерическими припадками. Раза три Москалю-чародею приходилось прекращать подобное безобразие с помощью грубой силы. На уважительное, человеческое успокоение расстроенных людей у него не было ни времени, ни сил.
Случались и забавные сцены. Один профессор – как понял Аркадий, весьма уважаемый в Европе человек – несмелым тоном спросил, будут ли ему платить столько же, как на родине, две трети от жалованья придворного кучера. Уточнение подтвердило, что он на последней службе действительно получал двести талеров, тогда как кучер триста.
Аркадий сразу вспомнил жалобы одного профессора МГУ времен победившей «дэмократии», что ему платят в два с половиной раза меньше, чем водителю троллейбуса.
«Ёпрст! Так вот с кого те ублюдки, гайдарики и чубайсики, пример брали! Со средневековых курфюрстов! Себя же, наверное, графьями-маркизами воображали… Вот гадство, почему-то в человеческом обществе почти во все времена вверху нетонущие и сильно пахнущие оказываются? Бог, что ли, нас в натуре наказал?»
