+ 35. Ветер умеренный.
Не знаю что писать. Руки трясутся. У меня же должно быть имя? Я же человек. Без имени мне нельзя.
Пойду, позвоню доктору.
16 июля.
+36. Ветер умеренный.
Сегодня с утра при обходе путей нашёл пустую бутылку из под пива. Странно. Я же точно знаю, что здесь пиво в бутылках не продают. Откуда она взялась? Да ещё этикетка с иероглифами. Кстати, теперь я хожу не один. Со мной Архип ходит. Близко не подходит, но и далеко не убегает. Хвост у меня появился, одним словом. Смешно. Увидел лейтенанта — затявкал.
Дал летёхе сто рублей. Он пообещал привезти рубашек, тушёнки и соли. Говорит, что переселенцы бунт устроили. Пришлось пострелять. И не только в воздух. Говорит, а у самого руки трясутся и лицо серое. Мальчишка он совсем. Хоть и лейтенант.
Отдал ему последнюю остававшуюся у меня карамельку. Он уж очень странно на меня посмотрел, а затем меня обнял.
Не ожидал от него такого.
Снова разболелась голова.
Дневник, пока. Я — спать.
17 июля.
+32. Безветренно.
Сегодня поставил эксперимент. Получилось забавно. Должен был идти товарняк, а за ним следом — пассажирский состав. Так вот. Стою на перроне, смотрю на чёрный провал тоннеля, и уже совсем было собрался достать зелёный флажок, как вдруг мне подумалось.
А если красный показать?
Я, почему то никогда не показывал красный флажок.
Показал.
А поезд то и не пришёл!
Ни один, ни второй.
18 июля.
+33. Ветер умеренный.
Звонило их Сиятельство. И, почему-то, не орало, как обычно. Не понимаю. После звонка приехали вояки и привезли мне разобранную баню. Сейчас молотками стучат. Заканчивают уже. Старший лейтенант сказал, что завтра приедут электрики и привезут… эту штуку… будет свет. Здорово.
Снова разболелась голова, но настроение было всё равно хорошим. Стоял на перроне весь день. Поездов мимо прошло… ого-го сколько. Рука затекла флажок держать. Но ничего — справился.
Вспомнил. Генератор привезти обещали.
Надо летёху или Мишку попросить телевизор привезти. Или радио.
Только что звонил доктор и беспокоился о моём здоровье. Хороший он дядька. Заботливый. Решил его не расстраивать и сказал, что самочувствие у меня отличное и ничего не болит. Он пожелал мне спокойной ночи и отключился.
Сижу, слушаю гудки в трубке. Что-то надо написать.
Блин. Как голова болит то!
19 июля.
+37. Пыльная буря. Гроза.
Сегодня ночью умерла бабка.
Я остался совсем один.
20 июля.
+38. Ветрено.
Пришёл лейтенант. Принёс водки. Помянули мою бабку. Помолчали. Водка была палёная. Жутко вонючая и горячая. Но всё равно — было здорово. Боль немного притупилась.
Пацан ведёт себя странно. Напился до чёртиков, а потом начал задавать глупые вопросы. Как меня зовут. Откуда я. Про семью стал спрашивать.
Смешной какой. Это же и так понятно. Я — это я.
Ой. Нет. Не буду я больше водку пить никогда. Только пиво.
Вот, помню, мы с Соппычем в "Тинькоффе" как наквасились!
Стоп.
Кто такой Соппыч? И что такое "Тинькофф"?
Не надо вспоминать. Голова лопается.
Пойду. Отнесу летёху в Ащыбулак.
31 июля.
+42. Сильный ветер.
Моё имя — Максим. Я не помню, но я знаю. Максим. Ляля говорит, что у меня должна быть фамилия и я должен её вспомнить.
Десять дней я не мог писать. У меня очень сильно болела голова. Я даже не помню, как я поезда встречал. Вчера стало немножко лучше. А вечером приехал доктор. Снова сказал ему что всё хорошо. Доктор посоветовал мне витамины, но я послал его на… куда я его послал?
Ненавижу. Тварь. Скот. Урод вонючий.
Надо позвонить ему. Извиниться. Пусть поставит укол.
2 августа.
+41. Сильный ветер.
Ляля заперла меня в бабкиной каморке. И не дала позвонить. Интересно. Кто она такая и откуда взялась? И откуда я знаю, что её зовут Ляля? По виду — турчанка и говорит с акцентом. Красивая.
Сегодня утром приехало начальство, и меня выпустили.
А доктор, оказывается, довольно неприятный тип. Как он на неё орал. Аж слюни летели. Жлоб.
Сказал их Сиятельству, что если они её увезут, то я сильно расстроюсь. И попросил доктора уйти из моего дома.
На всякий случай, взял Лялю с собой. Пропустил три наливняка.
После ужина — ещё три. Зачастили они что-то.
Голова почти не болит, но состояние какое-то мутноватое. Тошнит и в голове туман.
Архип теперь живёт у меня под крыльцом.
Спросил Лялю кто она. Сначала она ревела долго. Дура, что ли? Чего реветь то? Говорит, что она беглая. С хутора. Ничего не понял. Почему беглая. Крепостное право сто пятьдесят лет тому назад отменили. Что за дичь?
3 августа.
+38. Ветрено.
Сегодня у меня день рождения. Я вспомнил. Никому не сказал. Ни Архипу, ни Ляле. Что они мне могут подарить? У Ляли одна мужская рубашка и всё. Даже обуви нет.
А почему у неё ничего нет? Попрошу Мишку чего-нибудь купить.
Постоянно тянет лечь поспать. Всё время. Пишу и клюю носом. Еле-еле один состав сегодня отстоял.
4 августа.
+39. Сильный ветер.
Летёха подарил Ляле комплект х/б. И ботинки. Она очень обрадовалась. Сказал ему что она — моя. И что она отныне спит со мной. Он странно на меня посмотрел и отвалил.
Мишка привёз зеркало. Тоже ей. В подарок. Забрал его и долго рассматривал сам себя. Не узнаю. Неизвестный кто-то отражается. Не знаю я его.
Лохматый. А волосы белые. Брови белые. От солнца, наверное. На лбу вмятина — ого-го! Глаза — узкие. Чёрные. Борода у меня седая.
Я старый? Я азиат?
Вчера мне сколько лет то стукнуло?
Вспомнить не получилось. Хорошо хоть голова как прежде не болит. Хоть какой-то прогресс. Вот ещё интересный вопрос — а что я здесь делаю? Понятно — за разъездом смотрю.
Станционный смотритель, блин. (Это Пушкин. Кто такой Пушкин? Надо уточнить…)
А зачем я это делаю?
