Нынешняя зима оказалась на редкость холодной и снежной, но
он с удовольствием работал, оставляя по обе стороны дорожек аккуратные
сугробики, из-под которых торчали голые трогательные веточки молодого
кустарника, и наслаждаясь звуком вгрызающейся в снег лопаты. Это напоминало
детство, когда зимы были не такими теплыми, как в последние годы, и он
просыпался по утрам не от звонка будильника, а именно от таких вот доносящихся
с улицы звуков, издаваемых сгребающими снег дворниками.
Он закончил чистить дорожки и вернулся в дом, чтобы покормить
собак. Дик и Джерри сладко спали в холле перед дверью в спальню родителей, они
выбрали себе это место сами и менять на подстилку у входной двери, положенную
Федуловым, не собирались. Дмитрий взял их в прошлом году щенками, их кто-то
подобрал на улице и принес в приют для бездомных животных, устроенный в клубе
«Золотой век». Беспородные, бездомные, голодные и грязные, они были такими
жалкими, что сердце Федулова дрогнуло. Он забрал обоих. Это было как раз тогда,
когда убили Корягину, и он приходил в усадьбу, чтобы опросить людей, близко
знавших убитую. Тогда ему и показали приют, где он увидел двух прижавшихся друг
к другу найденышей. Конечно, к тому моменту их уже отмыли, накормили и вывели
глистов, но когда какая-то энтузиастка из числа членов клуба показала ему
фотографии щенков, сделанные в тот день, когда их привезли, Дмитрий не
выдержал. Несмотря на тяжелое детство и всяческие лишения и невзгоды, а может
быть, как раз благодаря им, Дик и Джерри ненавидели холод и боялись недостатка
сна, они любили поспать подольше, а вот бегать по глубокому снегу, да еще в
пятнадцатиградусный мороз, не любили совсем.
— Рота, подъем, — шепотом, чтобы никого не
разбудить, скомандовал Федулов, запуская правую руку в шерсть на холке Дика, а
левой легонько шлепнув по спине Джерри. — Команда питаться.
Собаки зевнули и лениво поднялись. И почти сразу же
открылась дверь в спальню родителей и в холл вышла Зоя Михайловна, полностью
одетая и причесанная. Судя по всему, вожаком стаи псы выбрали почему-то именно
ее, а вовсе не спасшего их из приюта Федулова, потому что морды их немедленно
оживились, хвосты завиляли, глаза заблестели. Зоя Михайловна направилась в
кухню, Дик и Джерри радостно потрусили за ней, а замыкал процессию Федулов.
— Митя, иди прими душ, ты весь потный, — велела Зоя
Михайловна. — Вернешься — и завтрак будет готов.
— А… — начал было он, но мать перебила его:
— Твоих драгоценных псов я как-нибудь сама покормлю, не
беспокойся. И девочек поднимай, пора уже, а то в школу опоздают.
Дмитрий послушно направился сначала в комнату к дочерям,
потерся носом об их теплые, пахнущие детством шейки, добился, чтобы они встали,
потом долго и с удовольствием принимал горячий душ, перемежая его с холодным
обливанием, и брился. К тому моменту, когда он вернулся в просторную кухню, девочки
уже сидели за столом и с аппетитом наворачивали запеканку с вареньем и молочную
рисовую кашу.
— Пап, купи мне новый мобильник, — попросила
десятилетняя Ксюша.
— У тебя же есть, — удивился Федулов. — Я сам
тебе отдал свой телефон, хороший, со всеми наворотами, как раз к первому
сентября. Неужели сломался?
— Да ну, — девочка презрительно наморщила
носик, — твоя мобилка — полный отстой. Я хочу розовый, с камушками, как у
Натки Кузовлевой. Он такой прикольный, такой модненький! И сумочку к нему,
такую красивенькую, с сердечками, на ремешке, чтобы на шее носить. Ну купи-и,
ну пожалуйста-а-а!
— Перебьешься, — строго ответил Федулов, отодвигая
в сторону пустую чашку и вставая из-за стола. — Мала еще за модой гнаться.
Ксюша насупилась, губы задрожали, но Дмитрия это не испугало
и не тронуло. Он умел считать деньги и хорошо знал, каким трудом они достаются.
Лишнюю копейку ни за что не истратит, лучше лишит себя нужного, чем приобретет
то, без чего можно обойтись.
Мать вышла следом за ним и молча смотрела, как сын одевается.
— Митя, купил бы ты ей телефон, — проговорила она,
когда Федулов уже взялся за ручку двери. — Ну что тебе, жалко?
— Если бы на дело надо было — никаких денег не жалко, а
вот так, на блажь, я деньги выбрасывать не стану, — отрезал он.
— Господи, — вздохнула Зоя Михайловна, — ну в
кого ж ты такой жлоб, а? Ведь ребенок же, для нее новый мобильник — это такая
радость! Ей ведь не хочется быть хуже других, она от этого страдает. Ты же
знаешь, какие теперь дети: если у тебя не новое и не модное, то с тобой и
водиться не будут. С твоим жлобством она всех подружек растеряет. Что тебе
стоит порадовать девочку? Ты отец или кто?
— Я — мент и живу на зарплату, а она не резиновая.
Нечего девку баловать, пусть знает свое место в этой жизни, пусть с малолетства
привыкает к мысли, что деньги с неба не падают, их надо зарабатывать.
— Ну да, конечно, — мать сухо поджала губы, —
телефон ты ей купить отказываешься, а на водку-то тебе денег не жалко. Сколько
ты вчера выпил со своими дружками? А в прошлое воскресенье? А в позапрошлое?
Как выходной — так в баню, а у вас там складчина, бесплатно тебе никто не
наливает. На эти безобразия тебе, стало быть, тратиться не жалко.
— Мать, не дави на мозг, у меня работа тяжелая, —
отмахнулся Федулов. — Мне нужно хоть как-то расслабляться, а то я на людей
кидаться начну.
Он вышел из дома, сел в машину и поехал на работу.
Настроение, ставшее таким радужным, когда на свежем морозном воздухе начали
проходить симптомы тяжелого похмелья и голова прекратила болеть и начала
проясняться, испортилось. Еще и баба эта из Москвы, о которой накануне
предупредил начальник… Вот же напасть! С другой стороны, спасибо, что она не из
министерства, полномочий проверять их работу у нее нет, а если откроет пасть и
посмеет что-нибудь вякнуть, то он, майор Федулов, быстро эту самую пасть ей
прикроет, да так, что баба из Москвы не токмо высказываться — она даже «мяу»
сказать не посмеет. Понятное дело, у Бегорского денег — куры не клюют, а
клуб-то уже на последнем издыхании, старики бегут от него, как черт от ладана,
даже персонал начал увольняться, вот до чего их всех томилинский маньяк
напугал. Да и то сказать, сам Федулов из-за этого маньяка в последнее время
стал больше пить, неспокойно у него на душе, ведь мать тоже в усадьбе бывает,
стричься ходит к любовнице Бегорского, или кем там она ему приходится. На все
эти глупости с компьютерами и самодеятельными театральными постановками у Зои
Михайловны, понятное дело, времени нет, да и не интересно ей это, у нее с домом
и тремя внуками забот выше головы, но вот выглядеть она привыкла на все сто,
следит за собой, даже дома ходит с накрашенными глазами, вот и стрижется у
Тамары, говорит, что лучше нее в Томилине парикмахера нет. Может, это и так, но
только Дима Федулов предпочел бы, чтобы мама выглядела не так привлекательно,
зато не ходила бы в усадьбу эту проклятую. Ведь ей шестьдесят девять, а тут
маньяк, убивающий связанных с усадьбой пенсионерок как раз такого возраста.
Хорошо Вторушину, у него бабка в Костровске живет и клуб «Золотой век» не
посещает, он может себе позволить забить на маньяка, строить умную физиономию,
заглядывать начальству в рот и твердить, что никакого маньяка нет. Ему-то
беспокоиться не о ком. А Дмитрий места себе не находит, за мать волнуется.
Может, эта, из Москвы, и подскажет чего дельного, посмотрит на ситуацию свежим
глазом — да и увидит какую-никакую мелочь, которую они со Вторушиным и со
следователем проглядели. Хорошо бы… Выловить бы уже наконец эту гниду
психическую — и гора с плеч.
