— Слушай, а если я открою вольер, ты не убежишь? Давай
договоримся: я открою дверцу, угощу тебя, поглажу, а ты за это не будешь
выскакивать, чтобы мне не пришлось тебя ловить. Как тебе такой вариант?
Вариант, похоже, Подружку устроил, потому что сперва она
постаралась протиснуть нос как можно ближе к вожделенному кусочку, а потом
вдруг сделала шаг назад и остановилась. Настя осторожно откинула засов и
присела на корточки, протягивая вперед руку с зажатым в ней сыром. Собака
медленно приблизила голову и аккуратно взяла угощение, после чего лизнула
Настану руку.
— Значит, договорились, — удовлетворенно
констатировала Настя.
Подружка доедала последний пирожок, когда за спиной у Насти
послышались шаги. Она обернулась и увидела системного администратора Костю
Еремеева, в руках у которого была дорогая фотокамера.
— В гости зашли? — спросил он.
Вопрос подразумевал добрую улыбку, но никакой улыбки у него
на лице не было и в помине. «Все-таки он очень странный», — неприязненно
подумала Настя.
— Вы же сами разрешили навещать, угощать и выводить на
прогулку.
— Да ради бога. Поводок можете взять в кладовке.
— Спасибо, я помню.
Настя молча закрыла вольер, зашла в кладовку, забитую
пакетами с сухим кормом и упаковками лекарств, нашла поводки, висящие на вбитом
в стену крючке, выбрала самый, на ее взгляд, подходящий. На полке лежали
ошейники, Настя взяла один, побольше, и вернулась к собаке. Та послушно дала
надеть на себя ошейник и стояла спокойно, пока Настя пристегивала поводок.
Костя в это время открыл другой вольер и выпустил в проход страшного на вид
гладкошерстного пса с обожженными боками. Пес неподвижно стоял посреди прохода
и дрожал, глядя на Костю, Настю и Подружку испуганно и затравленно.
— Господи! — ахнула Настя. — Что с ним? Кто
это его так изуродовал?
— Похоже, кислотой облили, — глухо пояснил
Костя. — Сегодня утром привезли. Ветеринар уже смотрел, сказал: лечение
будет долгое и дорогое. Я вот пришел фотографию сделать, чтобы на сайте
разместить, может, найдутся добрые люди, подкинут на лечение. А вы гулять?
— Гулять, — подтвердила она.
Прогулка получилась короткой, два свитера не спасали, у
Насти сильно мерзли ноги в тонких ботиночках и руки в тонких кожаных перчатках,
и ей казалось, что собака тоже околевает от холода. Подружка дисциплинированно
шла рядом, ни на что не отвлекаясь, кроме мест, которые она использовала в
качестве туалета. Они быстрым шагом дошли до ротонды, где Настя сделала
несколько очень красивых снимков собаки на фоне сугробов и заснеженных кустов,
и вернулись в зверинец, где компьютерный гений Костя продолжал сражаться с
фотообразом нового найденыша.
— Понимаете, нужно сделать, с одной стороны,
жалостливо, чтобы давали деньги на лечение, а с другой стороны, чтобы было
видно, какой это будет после лечения красивый пес, — посетовал он, когда
Настя завела Подружку в вольер и несла в кладовку поводок и ошейник — А у меня
все снимки получаются такие, что жуть берет. Раны видны, а красоты никакой. Ума
не приложу, какой ракурс выбрать.
Настя посмотрела на раненого пса, и ей вдруг показалось, что
она знает, как нужно его снять, чтобы получилось одновременно красиво и
жалостливо. Она достала фотоаппарат.
— Можно я попробую?
Костя насмешливо хмыкнул.
— Ну, пробуйте, если хотите.
Она несколько раз щелкнула камерой, меняя ракурс, при этом
постоянно что-то говорила несчастной собаке. Та слушала, склоняя голову набок и
следя за Настей глазами.
— Вот, посмотрите, — Настя протянула Константину
свою камеру. — По-моему, что-то получилось.
Тот посмотрел внимательно и присвистнул.
— Ничего себе! Вы что, учились этому? Занимались
фотографией?
Настя скупо улыбнулась. Фотографированием она занималась в
университете на занятиях по криминалистике, но это было, во-первых, тридцать
лет назад, а во-вторых, носило, мягко говоря, весьма специфический характер.
Объектовая съемка, узловая, панорамная — то, что нужно уметь для осмотра места
происшествия. Делать выразительные портреты, а уж тем более портреты животных,
ее никто не учил.
— У вас просто дар! — продолжал восхищаться
Костя. — Божий дар! Вы не имеете права его не использовать. Это большой
грех — не пользоваться тем, что тебе дано свыше.
Глаза его лихорадочно заблестели, на губах блуждала странная
улыбка, и все это Насте очень не понравилось. Да и разговоры эти про то, что
«дано свыше», «грех» и «божий дар»… Нет, определенно, у компьютерного гения с
головой не все в порядке. Или он типичный наркоман с внезапными перепадами
настроения и неадекватной реакцией, или он… А что? Почему не может этого быть?
Очень даже может. Кто сказал, что сумасшедший потомок Румянцевых должен быть
непременно в солидных годах и обладать гуманитарной профессией? Он вполне может
оказаться молодым компьютерщиком.
Костя между тем продолжал горячо рассуждать о предназначении
каждого человека, о каких-то неведомых Насте путях и космических силах. Общий
пафос его выступления сводился к тому, что человек должен прислушиваться и
присматриваться к этим самым силам, которые подсказывают ему, каково его
предназначение и каким путем ему следует идти. Она слушала вполуха,
одновременно делая снимки всех животных подряд прямо через решетку вольера.
Костя наконец остановился и, кажется, немного успокоился.
— Покажете, что получилось? — в его голосе
прозвучали просительные нотки.
— Пожалуйста, — Настя протянула ему камеру.
— Здорово! Просто потрясающе! Зачем вам социология?
Ваша прямая дорога — фотография. Вы и прославитесь, и денег заработаете, и
людям радость принесете.
Вступать в дискуссию ей не хотелось.
— Я подумаю, — уклончиво ответила она, разглядывая
огромного пушистого кота, которого еще не успела сфотографировать.
Кот был невероятной красоты, серо-голубой, с яркими
апельсиновыми глазами и поистине королевским выражением округлой морды. Однако
как только Настя поднимала камеру, он немедленно отворачивался и делал вид, что
происходящее его ни капельки не интересует. Несколько попыток его
сфотографировать оказались неудачными, на снимке во весь кадр красовалась либо
его широкая спина, либо толстая пушистая шея и одно ухо с изящной кисточкой,
торчащей изнутри.
— Можно открыть вольер? — спросила она. — Я
хочу запечатлеть эту красоту. Возьмите кота на руки, пожалуйста.
— Это кошка, а не кот, — буркнул Костя, открывая
засов.
Глаза его снова стали тусклыми, лихорадочный блеск погас,
голос звучал монотонно и невыразительно. Кошка, которая оказалась не котом,
немедленно отреагировала на возможность выйти и царственной степенной походкой
выдвинулась из вольера.
