— А почему вы сказали, что их отношения были очевидным
мезальянсом? — спросила Настя.
— О, Настенька, если бы вы видели нашу Аллу Ивановну,
вы бы не спрашивали! — Тамара весело улыбнулась и хитро подмигнула. —
Вы же видели Костю, правда? Назвать его красавцем или даже просто интересным и
видным парнем ни у кого язык не повернется.
— Не знаю, — призналась Настя, — мне так и не
удалось разглядеть его лицо. Шапку видела, поднятый воротник видела, а лица в
целом — нет. Только нос. По-моему, он длинный и костистый.
— Совершенно верно. Когда вы увидите нашего Костю в
помещении, без шапки и без куртки, вы поймете, что и все остальное в его
внешности такое же. А Алла… Она очень красивая, яркая, стройная, очень
женственная. Такая, знаете, с выразительными формами, высокой грудью, тонкой
талией, длинными ногами. Губы хорошие, пухлые, четко очерченные. В общем,
конфетка. Правда, в неподходящей обертке.
— Что вы имеете в виду?
— А вы представьте себе то, что я вам описала, да с
длинными белыми крашеными волосами, да с яркой губной помадой, да в облегающем
свитере с множеством стразов, да еще в юбке с высоким разрезом. Ну как?
Настя представила. Получилось довольно пошло и даже
вульгарно, о чем она и сообщила Тамаре.
— Вот именно, — кивнула Тамара с довольным
видом. — И это еще мягко сказано. Ей бы попасть в руки хороших стилистов —
она бы стала писаной красавицей. Особенно меня как парикмахера бесили ее
волосы, вытравленные до белизны, а когда они отрастали, то виднелись темные
корни. Алла не всегда следила за волосами и вовремя не красилась. Почему-то она
ко мне на краску не ходила, вероятно, у нее было какое-то предубеждение, что
мое мастерство годится только для стариков-пенсионеров. Впрочем, ее манера
одеваться — это отражение ее вкуса, а этот вкус в городе разделяют многие
мужчины. У меня вкус другой, и все это ни о чем не говорит. Просто я всегда
исхожу из того, что человек одевается так, как себя ощущает. Но если человек
искренен, то он и ведет себя так, как себя ощущает, то есть одежда в норме
должна соответствовать поведению. А если они друг другу не соответствуют, меня
это царапает, как будто я столкнулась с прямой ложью или коварством. Понимаете,
о чем я говорю?
— Не очень, — сказала Настя.
Ей все более интересной становилась эта маленькая худенькая
женщина, такая энергичная, такая открытая и такая ни на кого не похожая.
— Постараюсь объяснить. Алла вела себя как человек,
погруженный в свое горе, а одевалась, как женщина, ищущая приключений. Одно не
соответствовало другому. Впрочем, Косте, наверное, все это нравилось. А может
быть, там и не было никакой любви, а была просто тяга одной раненой души к
другой, такой же израненной. Не любовь, а взаимопонимание и взаимная поддержка
в горе — это ведь тоже немало, а может быть, это даже больше, чем общепринятое
понимание любви. В любом случае, их роман закончился даже до того, как Алла с
мужем уехала в областной центр.
— Они с Костей поссорились?
Тамара развела руками.
— Ну, этого никто не знает, свечку над ними не держали.
Но их взаимное охлаждение было всем заметно. Костя перестал заходить в кабинет
Аллы, когда у той были приемные дни, и они больше не гуляли вместе по нашему
парку. Кстати, Настенька, по поводу одежды. Я хотела вас спросить: что вы
хотите сказать окружающим своими затертыми джинсами, хотя они модные и очень
дорогие? Что вам пятнадцать лет?
Настя растерялась от такого неожиданного поворота. Что она
хочет сказать? Да она сроду об этом не думала, когда одевалась! Просто
одевалась, как ей удобно и привычно, вот и все. Для того чтобы что-то сказать,
есть язык, а одежда предназначена совсем для другого.
— Да нет…
— Может быть, вы хотите сказать, что вы — бедная
студентка?
— Нет, — улыбнулась Настя.
Ей становилось любопытно, и она с удовольствием продолжила
предложенную Тамарой игру.
— Что вы — молодящаяся пенсионерка?
— Тем более нет.
— Что вы ищете молодых любовников?
— Вот это уж точно нет, — Настя звонко
расхохоталась. — У меня прекрасный муж, и меня все устраивает. Никакие
приключения мне не нужны.
— Вы хотите устроиться на работу, куда берут только
молоденьких девочек?
— Тоже нет. У меня есть работа, и другую я пока не ищу.
— Тогда что, что вы хотите сказать своей одеждой?
Почему вы так одеваетесь? Вы — красивая женщина, прожившая большую часть своей
жизни, так почему вы пытаетесь своей внешностью сказать окружающим неправду о
себе? Вам нравится обманывать, вводить в заблуждение?
— Да что вы, Тамара! Я никого не обманываю, я просто
живу так, как мне живется, так, как я привыкла за много лет. Что в этом
плохого?
— Плохого — ничего. Глупого и неправильного — много.
Помните, я рассказывала вам про Аиду Борисовну? Она в силу профессии и
должности вынуждена была всю жизнь одеваться строго и неброско, и это можно
понять. Но когда Аида вышла в отставку, она получила уникальную возможность
стать самой собой и выглядеть ровно так, как она себя ощущала. И Аидочка эту
возможность не упустила. У вас была особенная работа, и вы одевались в
соответствии с ее спецификой. Но теперь-то вы тоже в отставке, и теперь перед
вами открывается волшебный мир создания образа женщины. После стольких лет
службы вы наконец можете себе позволить носить все что угодно, так пользуйтесь
этой возможностью! Тем более здесь вы не сыщик, а социолог, научный работник.
Будьте красивой, будьте элегантной, яркой, и вы сами увидите, как изменится
ваше настроение, ваше мироощущение. Красивая одежда — это искусство, это целый
пласт культуры, который проходит мимо вас. Красивая и разнообразная одежда даст
вам ощущение полноты и радости жизни, и пренебрегать этим преступно и
непозволительно. Хотите, я вам сошью необыкновенный туалет? Я работаю быстро, и
к вашему отъезду у вас будет такой наряд, что вы почувствуете себя другим
человеком. Хотите?
Ничего этого Настя не хотела. И вообще рассуждения Тамары ей
не понравились. Она всегда была настроена на работу, на дело, на результат, и
заботы о том, какую юбку с чем надеть и какой бижутерией украсить, казались ей
проявлением чего-то бабьего в самом худшем смысле этого слова. Настя вспомнила
Дашеньку, жену брата, и ее вдохновенные рассуждения об одежде и искусстве
одеваться. Но Дашке тогда было едва двадцать лет, совсем девчонка, поэтому
неудивительно, что у нее в голове были одни мысли о красивой одежде, но
Тамара-то! Ей уже хорошо за шестьдесят, а она туда же…
Настя взглянула на Тамару и вдруг поняла, что испытывает
удовольствие, глядя на нее. Всем своим видом, прической, одеждой Тамара
Николаевна Виноградова производила впечатление немолодой, любящей и любимой
женщины, для которой слова о радости и полноте жизни — не пустой звук. Разве
это плохо? Это и само по себе хорошо, и замечательно, что это видят все вокруг.
Это красиво, это вызывает уважение и восхищение.
