— Нет, только через салон.
— А окна?
— Есть одно окно, оно закрыто изнутри, я уже проверила.
— Когда вы это обнаружили?
— За две минуты до того, как позвонила вам. Я
специально пришла к десяти часам, хотела поработать над костюмом для нового
спектакля… И увидела вот это… Настя, сколько еще это будет продолжаться? У меня
нервы крепкие, но ведь всему есть предел.
Настя оглянулась. В холле никого не было, в коридоре тоже.
— Кто-нибудь, кроме вас, это видел? — спросила она
у Тамары.
— Кажется, никто. Я вошла, как только главный дом
открыли, я еще перед входом пару минут постояла, пока охранник подошел с
ключами. Вошла, оставила шубу в гардеробе и пошла к музыкальному салону. И
увидела… А больше никого не было. По идее, администратор должна была уже
прийти, но ее пока нет, что-то она опаздывает.
— Значит, уборщицы были здесь примерно с шести до
восьми, — уточнила Настя.
— Или до половины девятого. Если бы они это увидели,
они бы убрали. И мне позвонили бы или в охрану бы сообщили.
— Значит, тот, кто это сделал, был здесь между
половиной девятого и десятью. Неужели никто не видел, как он входил в дом и
выходил? Ведь белый день, уже давно светло. Странно.
— Значит, он ночует в доме, — уверенно ответила
Тамара. — В гостиничных номерах.
— Нет, — Настя покачала головой, — это
слишком опасно. У вас в гостинице проживают всего три человека, вычислить
одного подозреваемого из трех — задачка для школьника. Кроме того, все трое
приехали сюда только после Нового года и к эпизодам с зеркалом и волосами не
могут быть причастны. Я проверяла.
— Тогда как же это могло получиться? — растерянно
спросила Тамара.
— Будем думать, — вздохнула Настя. — Надо
здесь все убрать, пока никто больше не увидел.
Она вспомнила про свое намерение плотно позавтракать. А,
кстати, как насчет работников кафе? Их личные дела Настя тоже не просто прочла
— наизусть выучила. Ну и что? Она выяснила, что работники кафе — повара и
официанты — приходят раньше, повара к восьми утра, официанты к девяти, но им
вход главного дома не открывают, для них есть отдельная дверь, сбоку, через
которую вносят продукты, а также скатерти с салфетками из прачечной. И в
коридор, где валялись обрывки ткани, они не выходят, пока не откроется кафе,
которое работает, как и клуб в целом, с десяти часов. Но что значит «они не
выходят»? Это по правилам так. А что мешает кому-нибудь открыть дверь изнутри и
выйти? Да ничего! Надо только, чтобы в зале кафе больше никого не было, чтобы
никто не увидел.
А уборщица? Что ей может помешать убрать помещения, вымыть
пол в коридоре и перед уходом разбросать по полу лохмотья? Тоже ничего. А
сколько уборщиц работают одновременно? Кажется, пятеро. Поэтому уборка занимает
так мало времени. Значит, надо ухитриться уйти последней и быть уверенной, что
никто из коллег в коридор не вернется. Хотя Насте, кажется, говорили, что
охранники после уборки осматривают помещения главного дома, прежде чем их
запереть снова… Ну что ж, значит, можно еще раз плотно подумать о сотрудниках
охраны.
На всякий случай Настя решила уточнить, в последнее время
она перестала надеяться на свою память, которой раньше так гордилась и которая
в прежние времена никогда ее не подводила.
— Как работают уборщицы?
— С шести утра убирают первый этаж и служебные кабинеты
на втором этаже, потом уходят кто куда и возвращаются к одиннадцати часам
убирать гостиничные номера, — рассеянно ответила Тамара.
— Сколько у вас уборщиц?
— Пять человек.
Значит, на этот раз память не подвела. Уже хорошо.
— Где у вас веник и совок? Давайте быстренько уберем
здесь.
Тамара кинула на Настю странный взгляд и улыбнулась
дрожащими губами.
— Зачем вам веник? Я руками быстрее соберу.
С этими словами она наклонилась и пошла вдоль коридора,
проворными движениями собирая обрывки ткани. Настя мысленно позавидовала ей: с
ее больной спиной этот фокус не проделаешь, она не может так легко и так быстро
наклоняться, не держась обеими руками за поясницу.
— Здорово! — восхищенно произнесла она. — Я
бы так не сумела.
Тамара зажала в кулачке последний лоскут и разогнулась.
— Не завидуйте, Настенька, я тоже уже много чего не
могу. Была бы моя воля, я бы стригла и укладывала людям волосы с утра до ночи,
как в молодости, а не могу — ноги устают, руки болят. Вы хоть позавтракать-то
успели? Или вы планировали после прогулки, а я вас сорвала?
— Я собиралась в кафе поесть. Сейчас пойду сделаю
заказ, а пока они готовят, как раз собаку отведу.
— Я смотрю, вы к ней привязались, — заметила
Тамара. — Не было мысли взять ее себе?
— Насовсем? — испугалась Настя. — Нет, я об
этом не думала. Да и вряд ли это возможно.
— Почему?
— У нас с мужем нет четкого режима, он работает в
Подмосковье, там же живут его родители, и он довольно часто остается там
ночевать, если работы много. Я своим временем тоже не распоряжаюсь, то рано
приду домой, а то среди ночи возвращаюсь. А животному ведь нужен режим, с ним
гулять надо вовремя, кормить. Нет, нам с мужем собака противопоказана. Если
только кошку взять, кошки от человеческого расписания меньше зависят.
— Ну, возьмите кошечку, у нас их вон сколько, —
предложила Тамара. — Выберите какую-нибудь из уже пролеченных, самую
красивую, молодую, здоровую.
Она понемногу приходила в себя от потрясения, и улыбка ее
снова делалась легкой и уверенной.
— Спасибо, я подумаю, — пообещала Настя.
Она забежала в кафе, не раздеваясь, попросила приготовить ей
яичницу с ветчиной и помидорами и оладьи с медом, а с собой прямо сейчас дать
три пирожка с мясом и помчалась к выходу, где ее послушно ждала Подружка.
— Молодец, — похвалила ее Настя, — умеешь
быть терпеливой и ждать. За это тебе полагается награда.
Пирожки были съедены мгновенно, после чего Настя отвела
собаку в зверинец и вернулась завтракать.
Итак, что она имеет на текущий момент? Никакого доктора исторических
наук Аркадия Вольдемаровича в природе не существует. Есть некто, называющий
себя этим именем и представляющийся ученым мужем. И этот некто пришел к
молоденькой доверчивой журналистке Наталье Малец и наплел ей жуткую историю про
усадьбу Румянцевых-Лобановых. Журналистка поверила и написала все, что ей
навешали на уши. После чего в усадьбе началась демонстрация достоверности
написанного. Все должны ужаснуться и поверить в то, что где-то совсем рядом
ходит страшный убийца, он же безумный потомок рода Румянцевых, и каждую минуту
может выбрать себе следующую жертву. С этим все ясно. Вопрос в другом: убийства
Корягиной и Павловой — звенья этой же цепи или они существуют сами по себе, а
Аркадий Вольдемарович прицепился к ситуации позже?
