— И все-таки, — твердо произнесла Настя, —
позвоните ему, пожалуйста, и уточните. Здесь что-то не так. Я не понимаю,
почему Корягина не переписала завещание, если твердо собиралась это сделать.
— Хорошо, — вздохнул в трубку Вторушин, — я
свяжусь с нотариусом и перезвоню вам.
Пока Настя просматривала оставшиеся бумаги, среди которых
больше ничего интересного не обнаружилось, прошло еще минут пятнадцать, и
звонок Вторушина застал ее в тот самый момент, когда она завязывала тесемки на
толстой папке, куда аккуратно сложила документы, стараясь соблюдать тот же
порядок, что был в описи.
— Нотариус Бразовкин припомнил, что встречал Галину
Ильиничну Корягину как минимум раза три в течение месяца перед ее смертью, она
регулярно ходила гулять в парк, и путь ее пролегал мимо нотариальной конторы.
Бразовкин приходил на работу к десяти утра, и если опаздывал минут на десять,
то, как правило, и встречал Корягину, которая как раз в это время отправлялась
на прогулку. Никаких разговоров об изменении завещания она не заводила.
— Вот это странно, — пробормотала Настя. —
Ладно, я еще подумаю. Илья, у меня к вам есть вопрос. Вы случайно не знаете, не
работала ли эта Нечаенко в салоне у Татьяны Корягиной?
В трубке возникла пауза. Настя в общем-то понимала, что
вопрос задала в известной степени бестактный, если учесть, что Илья Вторушин
регулярно наведывался в бордель под изысканным названием «Релакс». Спросить-то,
конечно, можно было, но не по телефону, когда Илья совершенно точно находился
рядом со своим коллегой Федуловым, а наедине, глаза в глаза. Но тут уж не до
деликатности.
— Насколько мне известно, нет, — холодно ответил
капитан. — Во всяком случае, когда мы проверяли эту Нечаенко, ничего
такого не всплывало. А почему вы спросили?
— Так просто. Потом объясню.
Ей не хотелось вдаваться в подробности своей незаконной
деятельности с использованием компьютера.
Она оставила на столе папки с документами и грамотами и
вернулась к Агриппине Феодосовне, которая уже заварила чай и с нетерпением
ждала московскую гостью, горя желанием поговорить с новым человеком о
перспективах музейного дела в Томилине. Насте пришлось разочаровать ее,
отказаться от чая и покинуть краеведческий музей. Ей нужно было остаться одной
и подумать.
Она вернулась в усадьбу, включила компьютер и вывела на
экран сведения, собранные о Галине Ильиничне Корягиной. Внимательно перечитала.
Здесь должно быть что-то, что проливало бы свет на странный черновик не менее
странного завещания. Ладно, тот факт, что Корягина решила изменить завещание,
вполне можно объяснить. С дочерью отношения прерваны давно и окончательно,
больше никого из близких нет, и вдруг появляется милая тихая девочка, жертва
отвратительной бандерши и неправедной постперестроечной жизни, эта девочка
заботится о Галине Ильиничне, покупает ей продукты, готовит, убирает квартиру,
стирает, гладит, водит свою хозяйку на прогулки и в театр, встречает на
остановке, когда та поздно вечером возвращается из клуба. Тут все понятно. Но
почему же дело не доведено до конца? Ведь у Корягиной был месяц на оформление
завещания. Чего она ждала? Или что-то в поведении Риты ее насторожило и она не
спешила с завещанием, пока не развеются сомнения?
Настя снова и снова пробегала глазами текст на экране, и
вдруг ее словно отпустило. Вот же оно! Корягина была лживой интриганкой, это
отмечали почти все, кто ее знал. Она и не думала менять завещание, она просто
обманула свою квартирантку, показала ей черновик и сказала, что пойдет с ним к
нотариусу и все оформит. Потом сказала, что была у нотариуса, что новое завещание
составлено в пользу Риты и теперь лежит во второй нотариальной конторе. Зачем?
А чтобы Рита из благодарности и из страха, что Корягина снова изменит
завещание, получше о ней заботилась. Господи, как примитивно, как
отвратительно, как глупо! Но только так можно объяснить и оставленное в силе
старое завещание, и черновик нового, и смерть Галины Ильиничны примерно через
месяц после составления черновика. Значит, Нечаенко. И, возможно, Вешняк.
И Настя позвонила Старкову.
— Вы сказали, что я могу обращаться за любой помощью.
— Я не отказываюсь, — Настя даже на расстоянии
почувствовала, как тот улыбается. — Командуйте, женщина моей мечты.
— Не поняла, — осторожно сказала она, думая, что
ослышалась.
— Да что ж тут непонятного, Настенька! — теперь
Старков уже открыто рассмеялся. — Было время, когда я был в вас немного
влюблен. А вы разве не замечали?
— Нет, — совершенно искренне призналась
она. — Вы шутите?
— Ни в одном глазу, — заверил ее Анатолий
Владимирович. — Как на духу. Я был настолько пленен вами, что даже,
помнится, уговаривал Денисова не подвергать вас риску и не ставить в сложное
положение.
— А он что?
— Он надо мной смеялся и обещал, что с головы моей
обожаемой Каменской ни один волос не упадет. Так какая вам нужна помощь?
— Неприличная, — Настя хмыкнула в трубку. — У
вас есть знакомства среди интернетчиков?
— Даже если и нет, для вас я найду. Что нужно сделать?
— Нужно узнать, где стоит компьютер, с которого
получается и отправляется почта. Адрес я вам продиктую. Судя по тому, что в
адресе стоит «kostrovsk-net.ru», почтовый ящик заведен на сервере местного
локального провайдера. Хотелось бы «пробить» адрес человека, которому провайдер
выделил IP для пользования Интернетом и предоставил почтовые услуги.
Она продиктовала Старкову электронный адрес, с которого
Галине Ильиничне Корягиной приходили письма за подписью Риты Нечаенко. Анатолий
Владимирович все записал и пообещал сделать как можно быстрее.
— А теперь — к Бегорскому на доклад и за Подружкой в
зверинец, — скомандовала Настя сама себе.
По дороге из музея она заехала в магазин и купила в отделе
кулинарии отварного цыпленка и большой осетинский пирог с сыром. Пирог был
горячим, его достали из печки прямо при Насте, и она мечтала, как будет гулять
с Подружкой, отламывать от пирога куски, давать один собаке, другой брать себе,
и будет им весело, радостно и вкусно.
Доклад у Бегорского прошел быстро и гладко, Андрей Сергеевич
не придирался к мелочам, выслушал отчет о поездке в Костровск и в поселок
Петунино, одобрительно усмехнулся и пожелал Насте дальнейших успехов. Выйдя из
его кабинета, Настя в приемной увидела Елену Станиславовну Муравьеву в
элегантном темнорозовом костюме с кружевной блузкой. Лицо у Елены Станиславовны
было грустным и сосредоточенным.
— Вы от Андрея Сергеевича? — встрепенулась она, увидев
Настю. — Он свободен? Как вы думаете, можно к нему?
— Смотря по какому вопросу, — уклонилась Настя от
прямого ответа. — Он работает с бумагами и просил не беспокоить. Если
только у вас что-то очень срочное…
— Я хотела поговорить с ним насчет Валерия Васильевича.
Вы знаете, что Бегорский его уволил?
