Все сходится. Завтра утром капитан Вторушин доложит майору
Федулову о результатах своей поездки.
И Каменской позвонит. Они наверняка согласятся с его
выводами.
И еще Илья Вторушин думал о том, как часто сильные и
властные руководители, сумевшие поставить на ноги и развить собственный бизнес,
оказываются совершенно беспомощными перед женщинами, к которым питают слабость.
Это только кажется, что так не бывает. На самом деле на каждом шагу
встречается. И даже частенько оказывается, что человек, ненавидящий сам себя за
свою слабость дома, в семье, компенсирует это жесткостью и порой грубостью на
работе. Видно, Ярцев-то как раз из такой породы, бизнес поставил, а с женой
справиться не может.
* * *
— Вы правы, все сошлось, — кивнула Настя, выслушав
Илью Вторушина. — Можно мне посмотреть вещи Ярцева?
— Вещи? — удивленно вскинулся сидящий рядом
Федулов. — Какие вещи?
— Ну, личные вещи Ярцева, которые были с ним в момент
задержания.
— Да ради бога, — пожал плечами Дмитрий. — А
что вы там хотите найти?
Настя и сама не знала, что хочет найти. Но есть ведь
многолетняя привычка все проверять и во всем убеждаться самой и до конца. Ей не
давала покоя мысль о возможном заказе, и хотя она в нее уже почти совсем не
верила, это маленькое «почти» сидело в мозгу занозой и требовало оперативного
вмешательства. Может быть, в вещах Ярцева найдется записка, или какая-нибудь
интересная эсэмэска в памяти телефона, или… В общем, ей надо посмотреть и
успокоиться.
Вторушин проводил ее в помещение, где хранились вещи
задержанных. На стол выставили сумку и положили рядом документы, мобильный
телефон и портмоне.
В сумке стандартный набор для кратковременных поездок с
ночевкой: туалетные принадлежности, смена белья, книга для чтения, зарядное
устройство для мобильника. Телефон выключен — села батарея. Паспорт,
водительское удостоверение, техпаспорт на машину. Настя открыла портмоне,
поинтересовалась, сколько в нем денег. Оказалось, немало — восемьдесят пять
тысяч пятитысячными купюрами и еще немного по тысяче и по пятьсот рублей. В
боковом отделении портмоне две фотографии — Алисы и Аллы. Алла на снимке была
потрясающе красивой, без вызывающе яркого макияжа, со счастливой улыбкой,
развевающимися волосами и сияющими глазами. Она стояла на фоне равнины, на
которой паслись овечки. Пейзаж показался Насте странным, каким-то очень не
российским. Но ничего подозрительного, такого, что свидетельствовало бы о
намерении Ярцева совершить запланированное убийство, она не обнаружила. Надо бы
для очистки совести проверить еще и телефон, но ПИН-код для включения знает
только сам Ярцев.
— Ну что? — настороженно спросил Вторушин, который
все это время стоял у нее над душой. — Нашли что-нибудь?
— Мне нужно проверить телефон, — сказала
Настя. — И вообще я хотела бы еще раз поговорить с Ярцевым.
— Опять?! Что на этот раз?
— Не знаю. Я работаю методом научного тыка, —
призналась она. — Меня что-то беспокоит, но я не могу понять, что именно.
Что-то где-то не складывается. И потом, у нас ведь не только убийство Ярцевой и
Путилина, у нас еще Аида Борисовна, про которую мы как-то подзабыли за всей
этой суетой. Если Алла Ярцева нанимала кого-то для убийства Павловой, то муж
может об этом знать, пусть не все, но хоть что-то. Я хочу в этом покопаться. И
еще одно, Илья: мы совсем упустили из виду, что убийца Павловой знал детали
убийства Корягиной. То есть либо он присутствовал при осмотре места убийства
Корягиной, либо у него был источник информации в правоохранительных органах.
— Или сам этот убийца — наш сотрудник, — продолжил
Илья. — Вы ведь это имели в виду?
— И это тоже.
— Что, постеснялись сказать? — насмешливо спросил
он.
— Мне показалось, что ваш коллега Федулов эту мысль не
разделяет, у него прямо-таки судороги сделались, когда я ее озвучила в первый
раз, помните? И я. подумала, что вам, может быть, это предположение тоже
неприятно, вот и промолчала.
— Напрасно, — он покачал головой. — Мы с
Димкой почти никогда не думаем одинаково, слишком мы с ним разные люди. Так
что, если ему что-то не нравится — можете быть уверены, что я с этим соглашусь.
У него свое собственное понятие о профессиональной этике и корпоративной чести,
он совершенно не выносит, когда выясняется, что где-то какой-то сотрудник
милиции оказался преступником, его от этого коробит.
— А вас? — с интересом спросила Настя. — Не
коробит?
— Нет, — улыбнулся капитан. — Я отношусь к
этому как к должному. Как к привычному и обыденному. Милиционеры точно такие же
люди, у них точно такие же слабости и пороки, как и у всех остальных людей.
Милиционер-преступник — это нормально. Такие преступники есть во всем мире, и
не нужно сходить с ума от горя. Нужно просто уметь вовремя выявлять их и
отстранять от службы. Так что, вести Ярцева?
— Ведите.
Хмель из Ярцева уже выветрился окончательно, и, несмотря на
пребывание в камере, выглядел он значительно лучше и даже начал проявлять
некоторые признаки агрессивности.
— Я вам уже сказал: я не знал никакого Путилина.
И Еремеева я тоже не знал. Я вообще не знал о том, что у
Аллы есть любовник и как его зовут.
Надо же, подумала Настя, хмельной-то хмельной, а фамилии
запомнил. Не так он прост, этот Роман Валерьевич Ярцев.
— Расскажите мне, как вы жили с Аллой, — попросила
Настя вполне мирным тоном.
Ярцев удивленно посмотрел на нее, потом криво усмехнулся.
— Ну да, конечно, вы все еще носитесь с идеей о том,
что я приревновал Аллу и убил ее. И ждете, что я сейчас начну рассказывать, как
плохо мы жили, как часто ссорились, как она мне изменяла. А потом у вас каждое
лыко окажется в строку.
— А вы расскажите так, как было на самом деле. Вы ведь
любили друг друга и жили мирно и счастливо, правда?
Лицо Ярцева стало серьезным и даже печальным.
— Вы не поверите, но мы действительно жили мирно. Тихо
и мирно. Только нельзя сказать, что счастливо. Счастье закончилось в тот день,
когда утонула Алиса…
Алла Ярцева была не в себе от горя, она хотела говорить об
Алисе с утра до вечера, хотела рассматривать ее фотографии и смотреть домашнее
видео, на котором была девочка, она хотела рассказывать о дочери и вспоминать
ее. А Роман этого не хотел. Ему было больно. И вообще, он переживал свое горе
по-другому, молча, стараясь ничего не вспоминать и не причинять себе лишних
страданий. В этом стала помогать рюмка, сначала одна, потом три, потом десять.
Супруги постепенно перестали понимать друг друга, Алла считала, что раз Роман
не желает постоянно вспоминать Алису, значит, он не переживает и не горюет. Он
очень старался быть поддержкой для убитой горем жены, но все равно между ними
пролегла трещина, которая становилась все шире и шире и грозила превратиться в
пропасть. Потом Алла встретила Полину Солодко и совершенно помешалась на идее
ее удочерения, ее перестало интересовать что бы то ни было, кроме девочки.
Роману было все равно, пусть будет Полина, пусть не будет Полины — лишь бы Алла
снова стала счастливой и радостной, какой она давно уже не была.