– Ты токмо Бога-то не поминай всуе, греховодник! – проворчал Ослябя. Он захлопнул Псалтирь и положил книгу на стол. Поднявшись с кресла, Ослябя прошелся по скрипучим половицам от окна до двери и обратно, его распирало от негодования. – Чуяло мое сердце, не устоишь ты перед искушением бесовским. Эта Шуга глазастая едва с тобой, дурнем, заговорила, так сразу тебя сетями греховными и опутала. Эх, брат, нету в тебе стойкости душевной перед женскими прелестями! И стало быть, через эту твою слабость Сатана всякий раз верх над тобой брать будет. Вот что плохо. Я ведь за тебя перед отцом Сергием поручился, получается, что ты и меня в грех вовлек, недоумок.
– Не пристало будущему иноку сквернословить, брат, – напившись воды, сказал Пересвет. Он сел на стул и стал снимать с себя сапоги. – Свой сегодняшний грех я обязательно замолю перед Господом. Непременно признаюсь в слабости своей на исповеди, готов ночами бдеть и поклоны бить во искупление греха своего. Эта Шуга меня и впрямь словно околдовала! Скажи, брат, как ты с вожделением справляешься? Неужто тебя к женщинам совсем не тянет даже по весне?
– Лишь к одной женщине меня всегда тянуло, – снимая нагар со свечи, ответил Ослябя. – Все прочие женщины мне неинтересны.
– Ясно, брат, – с тягостным вздохом произнес Пересвет. – Получается, что я кругом виноват перед тобой.
– Я давным-давно сказал тебе, что не держу на тебя зла за Чеславу, – не глядя на Пересвета, промолвил Ослябя. – Что было, то прошло. Ныне и у меня, и у тебя совсем иная жизнь идет. Мы живем бок о бок с самым святым игуменом на Руси, это должно преобразить нас самих и души наши.
– Честно говоря, брат, не ощущаю я никакого внутреннего преображения, а ведь я уже почти три года провел в Сергиевой обители, – признался Пересвет, завалившись на свое ложе. – В грамоте книжной и в чтении псалмов наизусть я, конечно, сильно поднаторел. Могу также поститься долго, работать на голодный желудок, обходиться без хмельного питья и разносолов. Гордыню свою я вроде бы смирил, но от греховных мыслей так и не избавился. – Пересвет слегка постучал себя в грудь кулаком. – Признаюсь, брат, чем дольше я живу в Сергиевой обители, тем больше мне это в тягость. Уныла и беспросветна жизнь у иноков и послушников. Сидим мы за высоким частоколом и света белого не видим, вокруг чаща непролазная, на десятки верст вокруг ни одной души человеческой. Воистину, брат, существуем мы, как заживо погребенные. Кто-то из прихожан сказал, мол, монахи – это сообщество живых мертвецов. Что и говорить, верные слова!
– Ежели надумал уйти из обители, дело твое, друже, – сказал Ослябя. – Ты же знаешь, силой Сергий у себя никого не держит. К нему же постоянно одни приходят, другие уходят. Кто-то выдерживает в монастыре год или два, кто-то несколько лет, и лишь немногие остаются в обители на всю жизнь.
– В том-то и дело, брат, что идти мне некуда, – промолвил Пересвет. – Мать моя умерла, с отцом и братом я в раздоре. К сестре наведаться я тоже не могу, так как муж ее на порог меня не пустит. Будивид-собака наверняка настроил против меня и Корибута Ольгердовича, и многих бояр брянских. Зря я не убил этого злыдня, когда у меня была такая возможность!
– Еще раз говорю тебе, друже, нельзя исправлять зло злом, – заметил Пересвету Ослябя, – так сказано в Евангелии. Это милостивая воля Господа удержала твою руку с мечом, не позволив тебе убить Будивида. И эта же высшая воля, думается мне, привела тебя в Сергиеву обитель. Крепись, брат. Нелегко выстроить обычный дом из бревен, и во сто крат труднее возвести храм в душе своей. Унылое на первый взгляд монашеское существование есть вернейший путь к спасению всех людей на земле от бед и сатанинских происков. Жизнь иноков и послушников в обители есть подвижничество, их бедность – это та добродетель небесная, которая все земное и преходящее повергает во прах, и она же освобождает душу от всякого препятствия и дает ей свободно соединиться с Богом…
До вечерней трапезы времени было еще много, поэтому Ослябя предложил Пересвету прогуляться до Спасо-Преображенского собора, единственного каменного храма в Переяславле-Залесском. От княжеского терема до белокаменного собора было не более ста шагов. Пересвет не стал отказываться от этой прогулки, ему было ведомо, что здешний Спасо-Преображенский собор является одним из красивейших храмов Владимирской Руси. Его строителем, как и основателем Переяславля-Залесского, был Юрий Долгорукий.
Собор строили иноземные мастера, присланные Юрию Долгорукому его зятем, галицким князем Ярославом Осмомыслом. Обученные всем хитростям «греческого» храмозодчества, галичане возвели переяславский собор из аккуратно отесанных блоков белого камня-известняка. По приказу Юрия Долгорукого камень возили на ладьях почти от самых верховий Волги и далее, по речке Нерль, – в Плещеево озеро, на южном берегу которого стоял Переяславль-Залесский.
По странной прихоти Юрия Долгорукого собор был поставлен не в центре города, а у самого крепостного вала. Снаружи, из-за бревенчатой городской стены, идущей по валу, храм был почти не виден. Лишь его золоченый крест на макушке купола едва-едва поднимался над линией крепостных заборов. Небольшой по размерам собор имел мягкие, законченные по красоте пропорции. Его стройный силуэт возвышался над теснившимися вокруг деревянными теремами, напоминая белого лебедя, опустившегося из заоблачной выси на древнюю вечевую площадь Переяславля-Залесского.
Спасо-Преображенский собор был кафедральным храмом здешнего епископа. Под сводами этого собора тридцать лет тому назад Сергий Радонежский сначала был рукоположен в сан иподьякона, затем в сан дьякона и наконец был назначен игуменом, то есть настоятелем созданной им монашеской обители. Епископа Афанасия, некогда свершившего над Сергием Радонежским обряд обращения в священники, ныне уже не было в живых.
Если Ослябя, задрав голову, с благоговением разглядывал древние фрески на стенах и полуарочных перекрытиях собора, изображающих страсти Христовы и сюжеты из Нового Завета, то Пересвета заинтересовали могильные склепы погребенных в храме князей. Это были сыновья и внуки Александра Невского, когда-то владевшие Переяславлем-Залесским. Самым знаменитым среди них был князь Даниил, младший из сыновей Александра Невского, ставший родоначальником московских князей. Эту княжескую ветвь так и называют Данииловым родом. Нынешний московский князь Дмитрий Иванович доводится правнуком Даниилу Александровичу.
На ужин игумен Сергий был приглашен на митрополичье подворье, находившееся рядом с княжеским теремом. Отправляясь на это застолье, игумен Сергий взял с собой и своих спутников, Пересвета и Ослябю. Игумен Сергий считал митрополита Алексея мудрым и начитанным человеком, поэтому он хотел, чтобы молодые послушники почерпнули для себя что-либо полезное от встречи с предстоятелем Русской православной церкви.
Пересвет в душе надеялся, что на этот ужин пожалует и князь Дмитрий Иванович. Слава о молодом и дерзком московском князе, диктовавшем свою волю всем соседним князьям, гремела по всей Северо-Восточной Руси. Пересвет хотел воочию увидеть князя Дмитрия, который был одного с ним возраста и в дружину к которому он когда-то собирался вступить.
