И на самой Руси беда с разделением православных между Литвой и Москвой. Даже митрополита два. Если Алексий умрет, то над всеми встанет Киприан, который ныне у Ольгерда живет, а значит, Москве совсем благости от него не будет. В таком случае Дмитрию Ивановичу умный наставник нужен, чтобы смог сохранить независимой православную веру от Литвы, чтобы не пошли и русские священники вслед за многими славянскими эту Унию подписывать.
Где такого взять? Алексий уже понимал, что Михаил-Митяй стоять столпом веры на Руси не будет. А ежели он не устоит, то как сможет князя удержать? Ох, нелегкие времена достались в правление Дмитрию Ивановичу… Умом Алексий понимал, что это смог бы сделать один-единственный человек – преподобный Сергий, но ведь не пойдет из своей обители упрямый старец, никуда не пойдет! Для него важнее свое служение Господу, наставление простого люда и иноков, чем наставление князя. Они не раз уже беседовали с Сергием об этом, но старец упрямо отвергал даже мысль о жизни в суетном городском мире да еще и рядом с беспокойным князем. Если что надо, обещал посоветовать, поддержать, а вот в Москву переезжать – уволь.
Алексий вздохнул, Сергий еще упрямей князя Дмитрия. Может, хоть поняв, что вместо него рядом с князем может оказаться Митяй, переменит решение? У митрополита блеснула слабая надежда, и он вдруг согласился на приезд и наставничество Митяя. Озадаченный Дмитрий некоторое время ходил вокруг Алексия кругами, пытаясь понять, в чем дело, но так и не понял.
Зато сам Митяй новому назначению весьма обрадовался. Правда, предстояло выдержать строгий экзамен у митрополита. Несколько дней они беседовали наедине, Алексий вытянул из Митяя все, что хотел знать, давным-давно понял, что тот из себя представляет, и теперь боялся только одного – как бы не увлекся новый духовник плотским в ущерб остальному.
Евдокии Митяй почему-то не очень понравился. Соглашалась, что высок, просто загляденье как хорош в облачении, что обладает прекрасным голосом и службу ведет так, что мороз по коже, что умен, не навязчив, что хороший рассказчик и слушатель… Со всем соглашалась, но душа у княгини к новому духовнику все равно не очень лежала. Женское сердце куда чувствительней мужского, жена душой почует то, что с мужем случится через много лет. Особенно любящая женщина, особенно такая, которую потом назовут святой. Евдокия даже пожаловалась Владимиру, что у Митяя вера словно в слова уходит, а душу не задевает. Может, потому и его слова у нее душу тоже не задевают?
Но Дмитрий привычно стоял на своем: будет Митяй его духовником, и все тут! Следом за князем такое желание изъявили и многие бояре, как же не повторить то, что сделал великий князь? Мог ли сам Митяй, сын обычного приходского священника из Коломны, вслед за отцом получивший небольшой приход там же и совершенно случайно оказавшийся на службе в Вознесенском храме, знать, чем обернется для него нежданное знакомство с великим князем?
Вожа
Тохтамыша Мамай не боялся совершенно, пока не боялся. Этот хан, хотя и настоящий чингизид, но такая же игрушка в руках сильного Тамерлана, каких у самого Мамая за последние годы было несколько. Пожалуй, приди к нему Тохтамыш и предложи взаимовыгодную дружбу, Мамай оставил бы неудачнику левый берег Волги, ему достаточно и правого. Но пока темнику, вопреки всем правилам и законам Орды уже открыто называвшему себя ханом, было не до ставленника Тимура, пусть себе пыжится, придет и его время.
Сейчас Мамая снова интересовала Русь. С этим заносчивым мальчишкой, который несколько лет назад вскружил головы всем обитателям и обитательницам Мамаевой ставки, пора разбираться по-настоящему. Но сразу идти на Русь всем войском Мамай не мог, во-первых, еще не было достаточно сил, а во-вторых, сначала лучше потрепать окраины, запугать остальных князей, чтоб не смели приходить на помощь Москве, договориться с тверским князем Михаилом, тот так и не успокоился, с рязанским Олегом, чтобы беспрепятственно пропустил, а уж потом браться за Дмитрия Московского. Ему надо свернуть шею раз и навсегда, чтобы и через три поколения русские с ужасом рассказывали, как расправился всесильный Мамай с этим самодовольным князьком, посмевшим пойти против воли хана!
Ничего не подозревавший Дмитрий Иванович жил своей жизнью, то есть он, конечно, понимал, что невыплаты дани и неподчинения Мамай ему не простит. Но могучему темнику приходилось кланяться тогда, когда в Сарае не было власти. За неимением князя кланяются его воеводам. Теперь правитель был, сначала это Урус-бек, а потом Тохтамыш. Многочисленные нужные люди из Сарая давно объяснили Дмитрию Ивановичу, кто такой Тохтамыш и какие силы стоят за ним. Тохтамыш чингизид, его власть законна, а уж каким путем добыта – это дело самой Орды, но никак не Руси.
А что у Мамая ярлык получал, так у кого еще было это делать, если в Сарае в то время ханы точно погода весной, по два раза на дню менялись! Ныне Дмитрий Иванович считал себя от всех обязательств перед незаконным ханом Мамаем свободным. Что Тохтамышу пока крест не целовал, так к чему торопиться, позовет – поедет и подарки повезет, а пока не спрашивают, к чему самому на лишнее ярмо нарываться?
Мамай начал разведку малыми силами. Причем он решил для начала оторвать от Москвы Нижний Новгород. Сначала туда совершил разбойный набег не очень-то и большой конный отряд. Но наскочил неожиданно, горожане едва успели переправиться на другой берег сами и с тоской наблюдали, как татары грабят и жгут их город.
Следующим стал собираться набегом лучший темник Мамая его старый приятель еще по Джанибековым временам мурза Бегич. Задачей мурзы было вычистить русские земли так далеко, как только успеет до холодов.
Вот с этим войском и решил отправить своих людей Иван Вельяминов. Боярину до зубовного скрежета надоело сидеть сложа руки, вспоминать былое величие и мечтать о мести. Понемногу он гадил и Дмитрию, и его брату Владимиру, рассказывая о них небылицы. Но это не шло ни в какое сравнение с забрезжившей возможностью свергнуть и того, и другого.
Добраться до Дмитрия пока не получалось, отправленный вместе с Некоматом Никита едва унес обратно ноги. И самому Некомату бежать удалось с трудом. Но с юрким купцом Иван Васильевич больше не связывался, себе дороже. У Некомата деньги, много денег, а у него? Одна злость на испорченную жизнь и желание собственными зубами загрызть Дмитрия. Пока решил начать с меньшего – с Владимира.
В Орде было хорошо известно все, что происходило на Руси, Вельяминов знал о строительстве в Серпухове. О том, что князь Владимир Андреевич решил поставить себе большой город на Наре, заложил там не только крепость и дворец, но и монастырь, причем привлек Сергия Радонежского. Сразу появилась предательская мыслишка: а почему не желает сидеть рядом со старшим братом? У них ведь в Москве даже терема рядышком стоят, один к другому только что не в исподнем ходить может. Может, решил и вовсе отделиться? Владимир тоже Рюрикович, тоже внук Ивана Калиты, только его отец младший сын был у Ивана Даниловича, а отец Дмитрия средний.
Ивана Вельяминова просто раздирала мысль о возможности при помощи Владимира насолить Дмитрию, а то и вовсе скинуть ненавистного князя с московского престола. И хотя сам Вельяминов немало гадостей наговорил о серпуховском князе в Орде, но мог забрать свои слова обратно, если тот станет помогать против своего братца.
