Шестеро братьев Бондаревых сражались плечом к плечу, спиной к спине. Рослые, крепкие, косая сажень в плечах, они и мечами владели отменно. Младший, тот самый Ванятка, так любивший в детстве ковырять в носу, тоже вымахал богатырем и с удовольствием крушил ордынские латы, шлемы и головы под ними увесистым шестопером.
– А вот тебе! – Ордынец как подкошенный рухнул на согнутых коленях наземь. – Не нравится, – с удовольствием сказал сам себе Иван и огрел по шелому следующего.
– Ты поосторожней, – басом посоветовал ему старший брат, отбивая генуэзского пехотинца, намерившегося порубить самого Ивана.
– Ага! – согласился тот, круша еще одного врага.
Сотнику-генуэзцу совсем не нравились эти плотно стоящие плечо к плечу шестеро русских. Показал рукой, и с десяток пехотинцев бросились на братьев.
– Ну вот и дело подоспело! – почти обрадовался самый старший. – Ну, держись, ребята! Не посрамим семью Бондаревых!
Не посрамили, раз за разом накатывали на них пехотинцы и оставались лежать под ногами братьев. Уже трудно было даже двигаться среди этой горы трупов, но генуэзцы не оставляли попыток одолеть настырных богатырей. Наконец, старший, которого слушались остальные, заметил, что основная масса русских чуть отступила, и скомандовал:
– Пора и нам отходить, не то останемся посреди ордынцев.
Младший возмутился:
– И пусть! Больше побьем!
– Да здесь и биться нельзя! – усмехнулся еще один, отталкивая ногой мертвого ордынца.
Братья стали пробиваться к своим. Еще очень долго слышались их голоса, подбадривающие друг друга и предупреждающие об опасности.
Мамай злился все сильнее, он видел, что упал великокняжеский стяг, понял, что посекли и самого князя… но почему-то русских это не смутило. Почему ему ничего не говорят о тех, за кем должны были охотиться в первую очередь? Он умел уважать сильного противника и даже знал имена стоявших против него на этом поле. Где родичи князя Владимир Серпуховской, где знаменитый толстый воевода со смешным прозвищем Боброк? Где сам князь Дмитрий, наконец?!
Ни одного приведенного на аркане князя или воеводы! Они что, бьются сами по себе?! На вопрос ближайший нукер объяснил:
– Они не сдаются в плен и не просят пощады. В такой толчее невозможно никого заарканить.
Шайтан с ними, но и продвижения большого нет! Темник поднял голову в небо и ахнул. Солнце начало уже опускаться, а они еще не свернули шеи этим урусам!
– Усилить правое крыло! Надо отрезать им отход к переправе, зажать урусов в мешок и там добить!
Обойти русское войско левым флангом никак не удавалось, там отбивали одну атаку за другой, правда, сами не наступая. Если бы полк Правой руки сделал хоть шаг вперед, он тут же оголил бы фланг Большого полка, которому и без того пришлось трудно. Передовой полк полег почти весь, его остатки вместе с остатками Сторожевого полка спешно отошли к резерву, что за полком Левой руки. Теперь вся тяжесть лежала на Большом полке, но и он редел на глазах.
И тут ордынцы ударили сильнее по полку Левой руки вдоль рощи, где томились в засаде Владимир с Боброком. Засадные оживились: пришла наша пора, но их осадил воевода Боброк:
– Замолчь! Рано!
Князь Дмитрий видел, что справа стоят крепко, но от Большого полка остается все меньше воинов, и полк Левой руки долго не продержится. Хорошо, что вчера договорились поставить позади ярославских полков резервный. Сейчас удар придется на них! И действительно, из-за Красного холма галопом вынеслась свежая конница прямо на полк Левой руки. А там не Ольгердовичи, у которых воины закалены в битвах и латы крепкие. Там много ополченцев, для них привычней плуг, чем меч, коса, чем копье.
Князь едва успел пожалеть о том, что погибнет много, как сам полетел наземь. Под ним убили второго коня. Теперь приходилось биться уже пешим. Оглушенный множеством ударов, не замечающий боли от искореженных лат, безжалостно вдавившихся в тело, он рубил и рубил налево и направо, думая только о том, чтобы не выскочил раньше срока Засадный полк. Заносил меч и уговаривал Владимира с Боброком: продержитесь еще немного, пусть Мамай увязнет всеми силами в битве… Те словно слышали князя – со стороны рощицы не доносилось ни звука.
Хотя если б и доносилось, то никто бы не разобрал среди всего гвалта и грохота. В самом полку людям было невыносимо слышать звуки боя и не вмешиваться. Руки сжимали рукояти мечей, трещали стиснутые зубы… Там гибнут свои же друзья, а они тут стоят, сильные, не уставшие, с оружием в руках и чего-то ждут!
Сидящие на деревьях наблюдатели сообщали нерадостные вести:
– Передовой полк смят…
– Княжий стяг порублен! И князь тоже!
Им возражали:
– Князь одеждой с Михайлой Бренком поменялся! То Бренко погиб. Жив князь!
Немного погодя:
– Большой полк почти порублен. Ордынцы всюду.
– Правый полк стоит ни с места!
Эта была первая хорошая весть за все время. Но ее перебила другая, уже плохая:
– Левый полк сминают! Откуда-то новые ордынцы взялись!
– Ага! – обрадовался Боброк. – Мамай свой резерв ввел.
Кто-то из воинов не выдержал, тронул коня, собираясь выехать из дубравы. Его осадил грубый окрик Боброка:
– Назад! Стоять! Стоять, сучьи дети, пока не скажу!!!
Владимир сидел в седле белый как снег, глаза горели, ничего не видел, а слышал только то, что доносилось с поля и от наблюдателей сверху. При каждом их слове вздрагивал. Боброк понял, что сам князь Владимир уже давно бросил бы в бой Запасной полк и положил его, как все остальные.
И еще раз за день пришлось Семену помочь великому князю. На Дмитрия Ивановича наседали сразу несколько человек. Просто сотник Телик заметил, что одного из простых воинов как-то уж слишком стараются защитить все русские, кто оказывается рядом. И тут ордынца осенило: князь не тот, кого посекли у стяга, а вот этот! Он не сидит, как Мамай, на пригорке и не смотрит на бой издали, он бьется как простой воин. Потому и не растерялись остальные, увидев гибель человека в княжеском шеломе.
Несмотря на уважение, которое Телик вдруг почувствовал к этому чужому князю, он понимал, что за голову такого противника будет щедро награжден. А потому, никому ничего не говоря, просто крикнул своим, чтобы помогли справиться с этим неугомонным. Но справиться не удалось, с разных сторон налетели еще двое и отбили того воина у Телика с товарищами. Падая с проломленной головой, он успел подумать, что не ошибся, это и есть главный урус…
Семен, уложив очень уж настырного ордынца, увидел, что князь тоже лежит. Но крови нигде не было, руки-ноги целы… Видно, оглушен сильно. Вон как латы измяты! Сколько же раз по ним мечом попадали, что так изуродовали? Крепко прикладывались к Дмитрию Ивановичу.
Оставлять князя просто лежащим на земле он не мог, не теряя времени, Семен потащил Дмитрия Ивановича прочь к кустам на краю поля, благо хоть было недалеко. По пути уговаривал то ли его, то ли себя:
