Делясь с Владимиром своими утраченными надеждами и сожалениями по поводу того, что Святослав не смог разбить Цимисхия под Доростолом, Калокир выплескивал свое негодование на Перегуда и прочих бояр, которые предпочли золото Цимисхия ратной славе.
— Теперь эти люди проливают слезы по погибшему Святославу, не сознавая, что если бы не их алчность и нерешительность, то поход Святослава завершился бы взятием Царьграда, а не горестным поражением у Днепровских порогов от печенежской орды, — молвил Калокир.
Владимир пожелал узнать, какой смертью умер Иоанн Цимисхий.
И почему теперь во главе Ромейской державы стоят два василевса.
— Цимисхий был отравлен, — сказал Калокир с нотками торжествующего злорадства в голосе. — Причем яд подсыпала в питье Цимисхию женщина, которая в свое время помогла ему взять власть посредством убийства василевса Никифора Фоки. Эту женщину зовут Феофано. Она является матерью нынешних василевсов Василия и Константина.
Раскрывая смысл заговора Феофано и ее сыновей против Цимисхия, Калокир кратко поведал Владимиру о предыдущих событиях, когда Цимисхий и Феофано действовали заодно против Никифора Фоки. Вся эта история была совершенно в духе царящих в Византии нравов, которые уже давно были притчей во языцех.
При появлении на свет Феофано была наречена Анастасией. Ее отцом был содержатель харчевни, живущий в бедном квартале Царьграда. Совершенно случайно юная Анастасия попалась на глаза императору Константину Багрянородному, который, поразившись ее внешней прелести, сочетал ее браком со своим сыном Романом. Тогда-то красивая дочь трактирщика получила новое имя — Феофано, то есть «явленная Богом».
Будучи женой сына василевса, Феофано родила двоих сыновей и дочь. Огонь властолюбия сжигал Феофано, ей были в тягость опека и нравоучения Константина Багрянородного. Полностью довлея над своим безвольным мужем, Феофано убедила Романа в том, что его отец явно не собирается делиться с ними властью, поэтому его нужно отравить. Сведущая в ядах Феофано сама приготовила и подсунула своему свекру смертельное зелье. Константин Багрянородный скончался быстро и без мучений.
Воцарившийся Роман правил недолго, так как Феофано отравила и его. Ей хотелось самой управлять Ромейской державой. Поскольку в ту пору Византию теснили арабы и норманны, поэтому Феофано стала любовницей успешного полководца Никифора Фоки, дабы его меч отвратил от Царьграда всех врагов. Однако Никифор Фока возжелал возложить на себя корону василевса, и знать столицы поддержала его в этом намерении. Пришлось и Феофано согласиться на это в ущерб своим сыновьям. Никифор Фока знал, от чего умерли Константин Багрянородный и его сын Роман, поэтому он не доверял Феофано. Со временем Никифор поселил Феофано отдельно от своих покоев, совершенно отстранив ее от всех государственных дел.
Феофано не смирилась с этим, составив заговор против Никифора. Она привлекла к этому заговору военачальника Иоанна Цимисхия, у которого тоже имелся зуб на Никифора. Холодной зимней ночью Цимисхий и его слуги пробрались в спальню Никифора и отрубили ему голову. По уговору с Цимисхием Феофано должна была стать его женой после убийства Никифора. Трон должны были занять сыновья Феофано при регентстве Цимисхия.
Однако хитрый Цимисхий сделал все по-своему. Он сам короновался в императоры, взяв в жены Феодору, дочь Константина Багрянородного. Феофано была сослана в далекую Армению, в один из тамошних женских монастырей. Выиграв войну со Святославом и попутно покорив восточную часть Болгарии, Цимисхий решил, что теперь его власть непоколебима. Своим эдиктом Цимисхий разрешил всем сторонникам Никифора Фоки вернуться в Царьград и поступить к нему на службу. Заодно Цимисхий позволил и Феофано приехать в столицу. Сделав Феофано своей любовницей, Цимисхий сам подписал себе смертный приговор. При первой же возможности Феофано подсыпала яду Цимисхию. Умерший Цимисхий освободил трон для возмужавших сыновей Феофано.
— По сути дела, у кормила власти стоит Василий, старший сын Феофано, более склонный к здравомыслию и волевым поступкам, — сказал Калокир, протянув Владимиру золотой византийский солид, на одной стороне которого были отчеканены профили обоих сыновей Феофано, а на другой стороне был выбит двуглавый орел, герб Византии. — Младший сын Феофано, Константин, — натура безвольная, ленивая, падкая на развлечения. На монете Константин изображен без диадемы. К счастью, между братьями нет вражды из-за дележа власти. Константин даже рад тому, что Василий избавил его от государственных забот.
— Сколько же лет сыновьям Феофано? — поинтересовался Владимир, разглядывая изображения молодых василевсов на монете.
— Василию чуть больше двадцати, — ответил Калокир, — Константин на два года его моложе.
«Выходит, я одного возраста с Константином», — подумал Владимир, возвращая золотой солид Калокиру.
Затем Владимир спросил:
— Ответь, Калокир, почто Регнвальд пощадил тебя? Если хочешь, это останется между нами. Я и сам не хочу бросить тень на Регнвальда.
— Что ж, княже, — начал Калокир, сделав над собой усилие, — от тебя я ничего утаивать не стану. Своим спасением я обязан не Регнвальду, а его двоюродной сестре Тюре. Регнвальд уже занес меч над моей головой, но примчавшаяся на коне Тюра остановила его. Получив жизнь и свободу, я не пошел в стан Цимисхия. Добравшись до Малого Преслава, я сел на торговый корабль, направлявшийся в Тавриду. В Херсоне у меня живет родня. Там-то я и обретался до самой смерти Цимисхия. Потом я перебрался в Царьград, вступив в свиту молодых василевсов.
— А что подтолкнуло Тюру к такому поступку? — не удержавшись, опять спросил Владимир.
— Меня и Сфандру, жену князя Улеба, связывали тайные любовные отношения, — признался Калокир. — Однажды Сфандра уговорила меня взять с собой в Царьград Харальда и Тюру, ведь они доводились ей племянниками. Я пристроил Харальда в отряд дворцовых стражей, а Тюра долгое время жила в моем доме. Сфандра хотела, чтобы я подыскал Тюре жениха из знатных ромеев. Когда заговорщики убили Никифора Фоку, то мне пришлось спешно бежать из Царьграда на своем корабле. Харальда и Тюру я тоже забрал с собой. Мы вместе прибыли к твоему отцу, княже, рать которого зимовала в дунайских городах.
Калокир посмотрел на Владимира. Тот сидел на стуле, чуть склонив голову набок, и, казалось, был готов внимать Калокиру бесконечно. Солнечный свет, пробившись сквозь ромбовидные стеклянные ячейки окна, облил густые волосы молодого князя золотистой пудрой. Этот высокий лоб, волевой нос, синие внимательные глаза, властный рот — весь облик Владимира вдруг показался Калокиру поразительно похожим на черты Святослава Игоревича.
«Унаследовав внешнее сходство со Святославом, имеет ли Владимир такое же дерзновение в сердце, какое было у его отца?» — мелькнуло в голове у Калокира.
— Ты спас Тюру и Харальда в Царьграде, — задумчиво проговорил Владимир, взирая на посла. — За это Тюра избавила тебя от смерти в Доростоле. Как все просто и… сложно.
— Государства, как и люди, с кем-то из соседей враждуют, а с кем-то ищут дружбы, — многозначительно заметил Калокир. — Договор о взаимопомощи выгоден как Византии, так и Руси. Ведь предтечей этого договора стало торговое соглашение, заключенное Олегом Вещим в Царьграде, соблюдаемое и поныне нашими государствами. Цимисхий умер и вместе с ним умерло враждебное отношение ромеев к Руси.
