- Взвод стой - скомандовал Андрей - слева по одному в расположение бегом марш.
Некоторое время наблюдал как бойцы, топоча сапогами по рассохшимся, скрипучим доскам крыльца по одному исчезают в прохладном нутре отданного под казарму, старенького здания школы. Внутрь не пошел, предоставив командирам отделений дальше самим "развлекать" личный состав, снял фуражку, вытер пот с коротко стриженой головы и бросив укоризненный взгляд на бездонно-безоблачное июльское небо. Солнце жарит невыносимо, как тогда в сорок первом. Да, прошлый год вообще выдался горячим, во всех отношениях. Тогда в конце июля, Карасев казалось, полностью исчерпал лимит везенья, во время прорыва под Белокоровичами его все-таки нашла немецкая пуля. Спасибо парням, не бросили, вытащили. Волокли на себе под шквальным пулеметным и минометным огнем.
Потом был госпиталь в Киеве, успешная операция и опять ему повезло. Успели выскочить. Приказ об отходе войск Юго-Западного фронта на левый берег Днепра пришел слишком поздно. Их госпитальная колонна едва успела проскочить буквально перед носом смыкающих тиски окружения немецких танков. А затем капкан захлопнулся. В "котле" оказались четыре советские армии. Впрочем, о масштабах катастрофы, трясущийся на ухабах разбитых непрекращающимися немецкими бомбежками дорог в санитарном автобусе Карасев не думал. Не до того было. Пулю доктора извлекли, но рана воспалилась и все это время он провел между бредом и явью, то не надолго приходя в себя, то вновь проваливаясь в черную пропасть беспамятства. Да он знал, что так будет, но был бессилен изменить судьбу окружавших его людей, хотя это бессилие давило неподъемным грузом. Закрутившиеся бурным водоворотом события увлекли его за собой и тащили без остановки, не давая времени, чтобы остановится, найти какое либо более или менее приемлемое решение. Только в сентябре, уже в Сталинграде, немного оклемавшись и встав на ноги, Андрей решил действовать. Выклянчив у дежурной медсестры лист бумаги, очевидно выдранный из ученической тетради и химический карандаш, он нашел укромный уголок и уселся писать письмо. Твердой рукой вывел "Москва. Кремль. Товарищу Сталину И.В...", и впал в прострацию. Он просто не знал, о чем писать дальше. Что такое ценное он Андрей Николаевич Карасев 1922 года рождения может сообщить нынешнему Советскому руководству, чтобы хоть как-то изменить дальнейший ход исторических событий, да и что он вообще знает об этих событиях? А самое главное, как доказать? Не говоря уж о том, что письмо просто не дойдет до адресата. В общем, ничего у него тогда не получилось.
Из госпиталя он вышел с петлицами младшего сержанта. Приказ о присвоении этого звания пришел еще в августе. Лейтенант Малышенков сдержал свое обещание. А вот представление к медали "За отвагу" так и пропало в "котле" окружения вместе со штабом 124-й стрелковой дивизии.
Выписавшись из госпиталя, свежеиспеченный младший командир получил назначение в 272 -й полк формируемой в городе 10 -й Сталинградской дивизии НКВД.
А потом для него началась совсем другая война. Дивизия обеспечивала охрану переправ и железнодорожных узлов в тылах откатывающегося на восток под вражеским натиском Юго-Западного фронта. Батальон, в который попал Андрей, дислоцировался в Калаче на Дону и помимо всего прочего обеспечивал охрану калачевского транспортного узла и переправы, гоняясь за мнимыми и настоящими диверсантами и шпионами.
Контрнаступление войск южного и Юго-западного фронтов, зимой - весной сорок второго года, лично для Карасева явилось полной неожиданностью. К своему глубочайшему изумлению и стыду, он выпускник советской средней школы, причем закончивший ее не с самыми плохими отметками в аттестате, ровным счетом ничего не знал о Барвенково - Лозовской наступательной операции. Увы, немцы знали о ее подготовке гораздо больше и были к ней готовы. Ценой огромного напряжения сил Красной Армии удалось прорвать вражескую оборону, но намеченная цель полного разгрома группы армий "Юг" так и не была достигнута. Голос Левитана из тарелки репродуктора торжественно объявлял о захваченных трофеях и освобожденных населенных пунктах, но к концу марта - началу апреля наступающие стрелковые и кавалерийские дивизии 6-й и 38-й армий окончательно завязли у немецких опорных пунктов в упорных боях, то продвигаясь вперед, то вновь откатываясь.
А потом, после недолгого затишья, в мае грянуло наше наступление под Харьковом. И снова победные реляции, перечисление освобожденных населенных пунктов. Командование Юго-западного фронта с завидным упорством продолжало лезть в приготовленную врагом ловушку, закончившуюся новым котлом. Харьковская катастрофа напрочь перечеркнула даже те, незначительные успехи достигнутые ценой огромных усилий в ходе зимней компании 41-42 года.
Дальше было только хуже. Покончив с зажатыми в кольце окружения дивизиями, немцы стремительно двинули вперед. В конце июня сорок второго года, мощными ударами танковых клиньев проламывая отчаянную оборону советских войск, шестая армия генерала Паулюса устремилась к Дону. Разбросанные по блокпостам заградотряды дивизии прилагали недюжинные усилия, чтобы выловить из массы беженцев и вернуть в строй, развернуть лицом к врагу бредущих на восток поодиночке, группами, а то и целыми подразделениями, бойцов и командиров.
Идти в казарму не хотелось, Андрей присел на лавочку в пустующей курилке и подставил лицо легкому ветерку, задувающему с недалекого Дона.
- Сидишь, отдыхаешь? - раздался над плечом знакомый голос ротного старшины - а с бойцами кто заниматься будет?
- Да ладно тебе - отмахнулся Андрей - отделенные пусть сами покомандуют, нахрена мы их держим таких красивых? Сядь лучше, отдохни, никуда дела от тебя не денутся.
- И то верно - старшина присел на скамью рядом с Карасевым, достал папироску - всех дел не переделаешь.
Ротный старшина Семен Головань, среднего роста, плотный, черноусый, потомственный забайкальский казак, по здешним меркам практически "старик", лет на пять старше самого Андрея, прибыл на фронт вместе с основной массой личного состава полка из Сибири. В боях с фашистами он пока еще не участвовал, но зато успел в свое время повоевать с японцами на Халхин-Голе. Причем, судя потому - что на широкой груди его висела медалью "За отвагу", повоевать неплохо. Карасева он сразу выделил, как родственную душу, с кем можно посидеть, потолковать "за жизнь". Впрочем, как раз это было неудивительно, поскольку во всей их роте понюхавших пороху ветеранов оказалось всего четверо, причем двое из них командир роты и командир второго взвода в близкий круг общения старшины по вполне понятным причинам входить не могли.
Некоторое время Головань молча сидел рядом, пыхая сизым папиросным дымом потом заметил: "Однако паря, артисты сегодня приезжают, концерт давать будут".
- Да ну? - оживился Карасев - а откуда артисты?
- Вот тебе и "да ну" - передразнил старшина - кто их паря знает, вроде из Сталинграда. А может и из самой Москвы.
- Здорово. Интересно будет посмотреть.
- Посмотришь, куда ты денешься - старшина снова ненадолго замолчал, провожая взглядом прищуренных глаз проплывающую на большой высоте "раму" - летает сволочь.
