Господи! Ну и упыри! Изуверы, мать их за ногу!
– Но Теночк может и не согласиться на такую жертву…
– Поверь, он уже не сможет ничего изменить. А правитель Ачитомитль, несомненно, придет в ярость – он-то готовил своей любимой дочери вовсе не такую судьбу!
Завтра! На рассвете!
Уже завтра… А ведь скоро начнет смеркаться… Ситлаль держат в храме Уицилопочтли – об этом, прощаясь, проговорился жрец. Впрочем, и без него можно было бы догадаться: где же еще-то держать, если уже на рассвете – в жертву? Когда все под рукой – это удобно…
Храм наверняка охраняется. Нужны помощники… Черт! Не хочется подставлять друзей, но, похоже, без их помощи не обойтись.
В нервном возбуждении сотник заглянул во двор воинской школы:
– Позовите ко мне Сипака…
Воин-охотник явился почти сразу, едва юноша успел войти в дом.
– Сипак… ты пришел. Послушай-ка, а куда делся Шочи?
– Я как раз хотел сказать. – Сипак выглядел озабоченным. – Не видел его с ночи… Воины говорят, наш друг куда-то пошел в обществе какого-то чрезвычайно вежливого и улыбчивого мужчины, по виду жреца.
Вежливый и улыбчивый жрец!
Куэкальцин Четыре Пера – это мог быть только он! Черт побери, кольцо сужается. Почему же жрец так спешит, почему явился сам, не послал слуг? Рискует… Спешит… Знает о заговоре? Очень может быть.
Черт…
Следует спешить и самим… Шочи может и чуть-чуть подождать – в жертву его не принесут да и пытать сразу не станут. А вот Звездочка… Спешить! Нужно спешить!
– Сипак, дружище, мне нужна твоя помощь. Видишь ли…
– Ничего не объясняй! Просто скажи, что я должен сделать.
– Если бы я точно знал. Захвати оружие, веревки… Идем. По пути расскажу тебе все.
– Может быть, посоветоваться с Есуакатлем? Он хорошо к нам относится…
– Вряд ли он здесь чем-то поможет.
Черная громада храма возвышалась в окружении сияющих звезд. С озера тянуло свежестью, ветром, но даже он не мог перебить сильный запах пота и крови. Колючие кусты, словно неусыпные стражи, охраняли вход, царапая в кровь кожу. Сипло кричала какая-то ночная птица.
Две ловкие фигуры, таясь в ночи, обошли по кустам храм и, очутившись позади, полезли наверх по черной лестнице, узкой и опасной – ступеньки были настолько высоки, что можно было в любой момент оступиться и кубарем слететь вниз, ломая кости и шею.
Никем не замеченные, – лишь молодой, только что народившийся месяц узким серпом висел в черном небе, еще больше сгущая тьму, – Асотль и Сипак взобрались на самую вершину храма, к жертвеннику. Теперь их ждал другой путь – вниз. Вниз по тайному ходу, во внутренние помещения храма, туда, где держали приготовленных в жертву пленников, где сдирали кожу с истерзанных тел, отрезали головы, насаживая их на прутья тцомпантли. Чтобы боги видели, как их чтут. Чтобы всегда об этом помнили. Чтобы помогали.
Индейцы были беспечными воинами – никто и подумать не мог, что хоть кто-то решится ворваться в храм с некой святотатственной целью. Именно с такой целью пробирались сейчас сюда двое друзей, двое чужаков, изгоев, которым не на кого было надеяться в этом городе, только лишь на самих себя, на крепость рук, на умение и храбрость, да еще – на удачу.
А удача им пока что сопутствовала.
Никого, ни единого человека не встретилось им на всем пути – младшие жрецы, как обычно, пировали в честь сегодняшнего праздника дома. Гулкая тишина стояла кругом, давила на уши, словно бы это всей своей тяжестью опрокинулась вдруг пирамида храма.
Асотль вдруг остановился, принюхался. Дальше – примерно на уровне средней террасы – лестница, по которой друзья спускались на ощупь, раздваивалась, возвещая о развилке легким колыханием воздуха и запахом, вернее сказать – запахами. Слева пахло жаренной на вертеле рыбой и вареной фасолью, справа доносился тонкий аромат благовоний.
– Я – туда, – уходя вправо, шепнул другу Асотль. – Ты оставайся здесь, и если что…
– Я понял. – Сипак скривил губы в невидимую в темноте улыбку. – Не сомневайся, я не пропущу никого.
Вытащив из-за спины макуавитль, такой же невидимый, как и улыбка, крепко сжал в правой руке, застыл грозной статуей…
Сотник же осторожно спускался по лестнице вниз, в черноту… Нет, больше не в черноту – где-то рядом уже полыхнуло оранжево-желтое пламя. Отблеск факела или светильника. Там… Уже рядом.
И тут же, почти что сразу юноша услышал голоса… Точнее, голос. Грубый и наглый голос уверенного в себе молодого мужчины:
– Что ты из себя строишь, глупая девчонка? Ты думаешь: и вправду станешь богиней? Ха-ха! Хочешь, я скажу, что с тобой завтра будет?
– Замолчи!
Асотль узнал голос любимой.
– Не хочешь, как хочешь…
Мужской голос тоже казался знакомым… Очень знакомым…
– Да, ты, конечно же, станешь богиней… но там, в мире великих богов! А здесь, здесь… Что было у тебя здесь, Ситлаль? Ну, дочка правителя, ничего не скажешь, жила в богатстве, ела-пила что хотела.
– Перестань!
– Нет, это ты заткнись! Уж послушай. Ты, глупая, ведь даже не знала плотской любви, наслаждения, посланного людям богами… Ведь ты девственница, так?
– Гнусный негодяй!
– Ругайся, ругайся, недолго тебе осталось. Как же это вы любили друг друга с этим дурачком Асотлем? Просто ласкались, как дети? Что, молчишь? Не хочешь со мной говорить? Брезгуешь? О, как я ненавижу таких, как ты, – богатых и надменных тварей! И какое блаженство будет у меня сейчас… Хотя, если ты будешь чуть ласковей – то и у тебя тоже. Последнее блаженство в этом мире, последнее удовольствие – ты подумай только! Ну так как? Будешь ласкова? Развязать тебя?
– Развяжи.
Миг возни… Звонкий, как выстрел, звук – пощечина!
И яростный крик:
– Ах, ты так, паршивая самка енота! На!
Снова удар!
Асотль больше не стал выжидать – все было предельно ясно.
– Так-то ты обращаешься с женщиной, подлый тапир!
Прыгающий свет факела выхватывал из полутьмы круглый жертвенный камень.
Тесомок – а это был он – с удивлением обернулся. И без того маленькие глаза его сузились от злобы и гнева.
Узнал… Ну еще бы.
Сотник пригнулся – что-то просвистело над правым ухом: враг метнул дубинку. Хорошо вооружился, гад!
Мало того, схватил прислоненную к стенке секиру – увесистый каменный топор – да как пошел махать, ухая, словно рассерженный злобный филин.
«Косил Ясь конюшину…»
Ловко уклонившись от удара, юноша выхватил макуавитль – Тесомок отпрыгнул, тяжело дыша.
