Матрона прислала служанку, не Кассию, другую — чернокожую карлицу. Александр как раз продумывал меню на завтра, время от времени поглядывая на быстро темнеющее за узеньким оконцем каморки небо, на полнеющую луну, на звезды. Наверное, неплохо бы завтра сделать шурпу… Вот только чем заменить томатную пасту? Соусом из базилика, шалфея и оливкового масла? Может быть, может быть…
Кто-то царапнулся в дверь — карлица:
— Госпожа желает видеть тебя.
Молодой человек улыбнулся: ну конечно, как же иначе? Желает… Недолго же Феодосия оставалась холодной. Скорее, и вовсе не оставалась, лишь делала вид, играла, словно актриса бездарного водевиля.
Саша поднялся с ложа:
— Желает? Веди!
А почему бы и нет? Тем более что хозяин, прихватив с собой самых верных слуг, после полудня отправился в город, так что ситуация, можно сказать, благоприятствовала любовникам. Конечно, присутствовал некий элемент опасности, но это лишь добавляло пряного вкуса в бурлящий котел желаний. Александр также очень хотел подольше поговорить с Феодосией, женщиной, несомненно, образованной, умной, наверняка закончившей какой-нибудь европейский университет, что-то типа Сорбонны. Во время прошлой, чересчур уж бурной встречи так и не удалось ее ни о чем спросить, а сейчас момент был подходящим.
Хозяйка ждала его в просторном зале, вовсе не напоминающем спальню. Поддерживающие крышу колонны с капителями в виде переплетенных листьев, невысокие полки с бумажными — или папирусными, или пергаментными — в общем, с какими-то антикварными свитками, в которых наверняка лучше бы разобрался Альфред Бади, нежели Александр Иваныч. Стены покрывали росписи на мифические темы — Саша узнал Одиссея, Троянского коня, Ахилла с Гектором. Мраморный, с инкрустацией, пол не был покрыт циновками, и это придавало помещению официально-холодный вид. Обстановку несколько смягчали тускло горящие светильники, по виду начищенные до блеска медные или золотые.
На низеньком столике в середине зала стоял высокий серебряный кувшин, кубки, золотое блюдо с орехами и прожаренным в оливковом масле хлебом, напротив столика буквой «П», по римской традиции, располагались обеденные ложа. На одном из них, посередине, средь небрежно разбросанных подушечек, возлежала хозяйка, накрашенная, с распущенными по плечам волосами. Всю одежду ее составляла белая туника, соскальзывающая с левого плеча так, что почти полностью обнажалась грудь. Изящная золотая цепочка на шее, изысканные браслеты. Часы? Нет, тоже браслет…
— Звали?
Войдя, молодой человек сдержанно поклонился и, повинуясь повелительному жесту, уселся на ложе рядом с хозяйкой. Томно улыбнувшись, женщина взяла Сашу за руку:
— О, Александр… Как я жаждала твоих греховных объятий! Обними же меня скорее. Иди сюда!
Сашка, конечно, понимал всю опасность затеянной ими авантюры, однако Феодосия, верно, знала, что делает, и вряд ли пошла бы на откровенный риск.
— Ах…
Махнув на все рукой, Александр принялся ласкать упругую грудь любовницы, затем крепко поцеловал женщину в губы, прижал к себе, чувствуя, как трепещет гибкое, жаждущее любовных услад тело. Сорванная туника неслышно упала на мраморный пол, Феодосия застонала, закусила губу, выгнулась… С расписанных стен скалились сатиры, наяды… и Плеяды…
— Как ты прекрасна, моя госпожа! Тю э манифик, мон амур!
Александр нарочно высказался по-французски, ожидая, что и Феодосия поддержит разговор на том же языке. Однако хозяйка все же предпочитала латынь. Даже поправила:
— Фи, Александр! Надо говорить — «амор», а не «амур», как обычно произносят какие-нибудь вандалы. Впрочем, ты и есть варвар. Извини, если обидела.
— Ничего — Саша погладил женщину по спине, — Мы все здесь немного варвары.
— А вот это ты верно заметил! — Феодосия неожиданно расхохоталась, — Все мы — лишь осколки былого величия Рима. Император Валентиниан — тряпка, пародия на величественных августов древности… О, как хотелось бы мне жить в те времена! Когда империя была сильна, а божественная власть императора, пусть даже языческая, сияла, как солнце!
Саша потянулся к кувшину, наполнил кубки вином. Пошутил:
— Мы с тобой как Антоний и Клеопатра.
Феодосия повела плечом:
— О, не говори так, все ж не хотелось бы мне повторить судьбу царицы Египта.
Молодой человек улыбнулся: ага, Антония и Клеопатру она знает, значит, помнит и знаменитый фильм.
— Все же как играла Элизабет Тейлор! В те времена умели снимать настоящее кино.
Как «кино» по-латыни, Александр не знал, подозревал, что вообще — никак, потому сказал по-русски. Особого внимания на его слова женщина не обратила, лишь пригубила вино. Рубиновые капли упали на грудь, и Саша тут же высушил их губами. Женщина вновь напряглась, томно смежив веки.
— Может бьггь, поставим какую-нибудь музыку? — переходя к любовным ласкам, прошептал молодой человек — «Энигму» там, Черроне…
— Музыка? Ты хочешь, чтоб я кликнула музыкантш и певуний?
— Нет-нет, достаточно просто си-ди…
И снова Феодосия не обратила никакого внимания на слова Саши. Лишь, тяжело задышав, прижалась к любовнику грудью:
— Ах, друг мой… Какой ты неутомимый… Ах…
Как же ее разговорить-то, черт побери?
И снова ухмылялись наяды, сатиры, помахивая хвостами, завистливо скалили зубы, и женщина — красавица-сектантка с явно промытыми мозгами, обворожительно-чувственная сильфида — стонала, в наслаждении закатывая сияющие сапфиры очей.
— Расскажи мне про свою страну — отпив вина, тихо попросил Александр, — Какой город тебе больше нравится? Карфаген?
— Карфаген, да, — Феодосия улыбнулась, — А еще Триполитания, я же родом оттуда. Отец торговал пшеницей, у него было шесть зерновозов, представляешь, целых шесть торговых кораблей!
— Да, он был богат, твой отец.
— А потом все пошло прахом — нападения пиратов, долги и все такое прочее.
— Пираты? Он что же, торговал где-то в районе Сомали?
— И тут подвернулся этот Гай Нумиций, всадник Он тогда командовал отрядом варваров, прибыл на помощь, подавлять бунт диких племен пустыни. Предложил мне руку и сердце… — Феодосия закусила губу, едва не до крови, и, тяжело вздохнув, продолжала: — Я его не любила, нет, и сейчас не люблю. Но это все же лучше, чем уйти в монастырь. Супруга аристократа… Эх, если б не эти проклятые времена! Многие надеются, что империю, или хотя бы провинции, спасет свежая кровь — варвары: аланы, свевы, вандалы. Но я в это не очень верю. Да, империя притягательна для всех, варварские народы хотят жить в империи, хотят жить, как живут в империи, хотят сами быть империей! И это им удастся. Только вот где потом окажемся мы — последние осколки некогда знатных и могущественных родов? И дети, Авл и Анна, — что с ними будет лет через двадцать? Аланы и вандалы защитят Африку? Их же самих потеснили готы!
