— Откуда ты знаешь? Вы были с этим Кари знакомы?
— Нет, просто у него на спине, меж лопатками, такой же журавль, как и у меня. Ну, ты видел.
— Да, видел. — Обняв подругу, Беторикс поцеловал ее в губы. — Что ж ты мне ничего не сказала! Вместе бы придумали получше.
— Тебе? Я… — Девушка отвела глаза.
— Ясно, ты мне не доверяешь! — Гладиатор нахмурился. — Собственному мужу не доверяешь, значит?
— Какой ты мне муж? Даже по римским законам мы всего лишь сожители. Тем более по нашим!
— Знаешь, а я вот так не считаю! — Пальцы Беторикса побелели, и девушка дернулась.
— Пусти. Мне больно.
— Извини, милая. Так, давай оставим семейные сцены на потом, а сейчас подумаем о побеге. Хорошо?
— Хорошо. — Алезия неожиданно улыбнулась. — Я согласна. Но и ты извини: как же я могла полностью доверять человеку, который сам непонятно что? Ты не галл, не римлянин, не германец. А еще не так давно ты столь дотошно расспрашивал меня про дорогу на север, помнишь?
— И что?
— А то, что не получится плыть вверх по Родану, как я тебе говорила, — слишком уж бурное течение. Ну, внизу еще может быть, но дальше…
— Это плохо, — признался молодой человек. — А я как раз на Родан и рассчитывал. Нас ведь будут искать. Манлий — человек влиятельный, конечно же, снарядит погоню. И куда мы можем бежать — германец и галльская женщина? Ясно, что на север, на родину, больше просто некуда. А это значит, что нас будут искать по дороге на Каркасо или Немаус, то есть в землях вольков. Вольки нас и схватят.
— Да, схватят, — задумчиво повторила Алезия. — И что же ты предлагаешь, милый? Где-нибудь отсидеться?
— Отсидеться? В Нарбо? Боюсь, не получится, это тебе не Рим.
— Но тогда что же нам делать? Оставаться здесь больше нельзя, бежать тоже нельзя…
— Бежать можно, только в другую сторону. — Виталий улыбнулся и погладил подругу по щеке. — Мы подадимся на юг!
— На юг?! Ты с ума сошел! Там же море!
— Знаю, что море. Значит, нам нужен корабль…
— Корабль?
— На котором мы доберемся до…
— До устья Родана, — сверкнув глазами, решительно перебила девушка.
— Но ведь вверх по течению мы не сможем плыть, ты же сама сказала!
— Плыть не сможем, зато сможем идти или ехать. По берегу тянутся прекрасные дороги — это старинный торговый путь. Вот там нас точно никто не отыщет — народу в любое время года полно. Торговцы, бродяги, воины — кого только нет!
Виталий рассчитывал добраться на север через Испанию, однако его спутница жизни придумала куда лучше!
— Умница моя! — Молодой человек ласково поцеловал Алезию в губы. — Знаешь, я все для тебя готов сделать.
— Знаю… Ты… ты хороший. Очень.
— И ты хорошая, — улыбнулся Виталий. — Мне с тобой так хорошо, как ни с кем еще никогда не было. Однако время не терпит, бежать-то нам нужно уже сегодня. Прямо сейчас, пока Виниция нет и старая стража не сменилась — солнце-то еще не зашло.
— Да, не зашло. Но скоро сядет.
— Солнце сядет… Интересно, по какой статье?
— Что? Не понимаю… Ты часто говоришь непонятно.
Тевтонский Лев махнул рукой.
— А, не бери в голову. Сталинский такой анекдот. Сейчас о другом надо думать — как нам с тобой выбраться из школы?
— Не только нам с тобой… — Алезия упрямо склонила голову.
— Что?
— Тот парень, Кари… Мы должны взять его с собой! Он секван, а нам потом долго идти через их земли, и…
— Ну да, и мама его из рода мандубиев… Твоего, я подозреваю.
— Ты прав. Поэтому мы и должны его спасти. Если бежим вдвоем — почему бы не взять и третьего?
— В общем, да. Но только этот третий, между прочим, у позорного столба и подходить к нему строго запрещается!
— Но ведь солнце еще не село, — напомнила Алезия. — Пока на страже стоят старые охранники. Но в любом случае наше отсутствие очень быстро обнаружат.
— Значит, мы должны быть еще быстрее.
Стражники пока не прошлись по казарме с вечерней проверкой, и засов на двери Виталия никто не запер. Они вышли вдвоем, с крайне озабоченным видом. Алезия направилась к воротам, где все еще лежала груда старых амфор, а Беторикс зашагал к начальнику смены — грузному и неповоротливому Оресту, носившему вислые усы на галльский манер.
— Сальве, Орест.
Начальник стражи сидел на скамейке под старым платаном, блаженно вытянув ноги, и наслаждался последними красками затухающего дня, ясного и совсем не по-зимнему теплого. Небо уже сделалось темно-голубым, но над крышами соседних зданий еще торчал оранжевый кусочек солнца, и от сторожевой башенки через весь двор пролегла длинная черная тень.
— А, это ты, тевтонец! — Орест лениво приоткрыл левый глаз. — Слыхал уже небось — всех нас скоро того… Придется искать другое место.
— То-то я и смотрю, вы все расслабились, — усмехнулся молодой человек. — Я к тебе по делу. Виниций приказал срочно убрать амфоры, нас для этого прислали.
— Да вижу, вижу. — Стражник наконец-то раскрыл и второй глаз. — Давно пора убрать, ужас как воняют! Сейчас хорошо еще ветра нету…
Амфоры действительно пахли прогорклым оливковым маслом. Сей запах нельзя было убрать никак, сосуд приходилось выбрасывать, и в том же Риме из их осколков уже вознесся к небесам высоченный холм, называемый Черепковым.
— Мы их в доходный дом перетаскаем, хозяин согласился купить.
— Во! — Орест лениво удивился. — Купить! И на что понадобилась такая гадость?
— Он собрался лужу перед входом в таверну замостить.
— Что, сам будешь таскать?
— Нет, Виниций велел беглеца запрячь работать. — Виталий кивнул на позорный столб с привязанным к нему молодым галлом.
— И правильно! — захохотал стражник. — А еще хорошо выгребную яму чистить заставить. Тоже запашок недурной!
Тевтонский Лев сдержанно посмеялся. Все это должно было помочь: ссылка на грязную и неприятную работу, общая неразбериха, совершенно пропавшее желание прежних стражей достойно «тащить службу», отсутствие ланисты, наконец!
— Эй, Лициний! — Орест подозвал стражника. — Отвязывай гада. Пусть таскает амфоры в доходный дом. Тут за этим галлом присмотрят, а ты встань у дверей таверны, с той стороны.
Беторикс усмехнулся: а ведь вислоусый черт правильно действовал, по инструкции — выход из таверны запер, и теперь надо было что-то срочно придумывать.
Шестнадцатилетний галл, приговоренный к долгой и мучительной смерти, скривился от боли, когда пришлось взвалить на израненное плечо разбитую амфору, но не застонал, лишь презрительно сплюнул, за что немедленно получил от стражника увесистого пинка.
