Надо было что-то делать, но для активных действий у «друида Вейдера» пока не доставало влияния. Камунориг оказывал ему поддержку, но тот сам считался выскочкой, поскольку своего высокого положения добился собственными силами, в то время как отец «господина начальника разведки и контрразведки» был простым воином, даже не всадником! Аристократия смотрела на беднягу Камунорига с чванливым презрением, притом что себя каждый из родовитых галлов считал ничуть не хуже верховного вождя. Правда, в недостатке храбрости их нельзя было обвинить: периодически знатные всадники возглавляли очередные вылазки и так же регулярно в них гибли, высокомерно презирая смерть. А в промежутках между рейдами вели обычную разгульную жизнь, не отказывая себе ни в каких удовольствиях, что, конечно же, не могло не раздражать голодных.
Положение Виталия по-прежнему оставалось сложным: он чувствовал, что до конца ему никто не доверяет — даже Камунориг, использовавший «друида» в своих интересах. Хотя «союзнику из далекой Британии» оказывалось всяческое уважение, его даже приглашали на военные советы, где главным, естественно, было мнение чванливой галльской знати, и даже дельные мысли того же Камунорига выслушивались с высокомерной небрежностью.
Правда, в бытовом плане их с Алезией устроили по здешним меркам роскошно: в просторном гостевом доме с углами, выложенными из черного базальта. Хозяин, добродушный увалень-германец по имени Рикхард, еще ухитрялся как-то кормить постояльцев, но запасы таяли с каждым днем. А дом осаждали попрошайки — изможденные женщины и скелетики-дети с потухшими глазами. Они уже выманили и съели хозяйского кота, а по ночам бродили у ворот и выли, будто упыри, взывая к милосердию богов. Даже Беториксу не хотелось ночью ходить мимо них в одиночку, и он попросил Камунорига, чтобы Кариоликс, живущий ныне с молодыми воинами, на ночь бы являлся в гостевой дом Рикхарда. А воинские советы, на которых «друиду» приходилось присутствовать, частенько затягивались до утра. Ведь галльские аристократы коротко и по существу говорить не умели, а перебивать их не позволялось даже верховному вождю.
Арверны, эдуи, карнуты, секваны — всякий тянул одеяло на себя, к тому же племена делились на кланы, у каждого из которых имелся свой вождь, человек «великий и знатный», занятый в основном интригами и мелкими, ничего не значащими военными вылазками. Налетят, захватят пару-тройку римлян, отрежут им головы — и что дальше? А ничего, мыслить стратегически тут никто еще не научился. И учиться не хотел, ибо самым важным в человеке считали знатность рода. Делать дело пытался один Камунориг, преодолевая отчаянное сопротивление всех остальных.
Общество галлов состояло из пары сотен аристократов, полагавших себя солью земли, и десятков тысяч бесправных простолюдинов. Виталий даже вспоминал Россию, где двести рож в списке «Форбс», а все остальные — нищее, никому не нужное быдло, над которым каждый чиновник — аристократ и великий князь. Хорошо хоть еще нефть есть. А как кончится, тогда что? Голод начнется? И будет то же самое, что сейчас в Алезии, — за стенами враг, а город на грани голодного бунта.
— Господин славный друид! — Ближе к вечеру в гостевой дом явился тощий мальчишка-гонец. — Великий вождь зовет тебя на совет.
— Слушаю и повинуюсь. Сейчас приду, — поклонившись, как положено, отозвался Беторикс, а потом накинул на плечи плащ, поцеловал подругу и отправился за посланником.
Дом верховного вождя располагался в центральной цитадели, за еще одним рядом стен, вокруг которых были выставлены часовые — дюжие молодцы с короткими копьями и овальными щитами, обтянутыми красной кожей. Службу свою они несли довольно безалаберно: одни болтали и смеялись, другие смотрели в небо, наблюдая за полетом коршуна и азартно споря — можно ли его достать стрелой? А вот уже дошло и до дела — один из спорщиков схватился за лук…
Сбили коршуна или нет, Виталий не видел — вошел в дом, поклонился, скромненько уселся на отведенное ему место. Аристократы не возражали против присутствия столь почетного гостя, как друид из Британии, правда, при условии, что он не будет слишком вмешиваться в обсуждения и мешать говорить другим.
— Тогда я вытащил меч и поразил сразу троих римлян! Головы их скатились в ров, остальные же собаки с позором бежали!
— Так ты, выходит, сражался с собаками, а не с римлянами, благородный Камунологис?
— Ммх!!! Думай, что говоришь, благородный Эльхар!
— Тише, благородные, тише! Не забыли — благороднейший Камунологис приглашает нас сегодня отпраздновать его удачную вылазку!
— Не вылазку, ммх, а славную победу!
«Сколь много славных побед и сколь мало выигранных войн», — сказал кто-то про французов. Виталий забыл автора сего меткого замечания, но теперь видел, от кого потомки древних галлов унаследовали свои особенности.
— О великий вождь наш!!!
Вдруг все вскочили с мест и разом поклонились стремительно вошедшему в зал златокудрому красавцу Верцингеториксу. В зеленом плаще, слегка обеспокоенный, он сел в высокое резное кресло с позолоченными накладками в виде трехрогих быков, кабанов и вписанных в треугольники и кружки свастик. Потом окинул всех насмешливым взглядом и, отпив из проворно поднесенного подбежавшим слугой кубка, приподнял левую бровь.
— Ну? Что с женщинами и детьми? Римляне пропустили их?
Виталий не помнил уже, чья это была идея — из тех недостаточно продуманных, что обычно появляются спонтанно, ввиду чего потом, в случае вполне предсказуемого провала, и не дознаешься, кто был автором. Вот и теперь всплыло предложение избавиться от лишних ртов — отправить детей и женщин из города, мол, римляне их пропустят, не станут же убивать беззащитных! Вождю идея понравилась, он велел исполнить немедля, и вот теперь интересовался результатом. А тот был вполне ожидаем: Цезарь ведь не дурак, чтобы облегчать положение осажденных.
— Нет, не пропустили, великий вождь, — встав, хмуро доложил Камунориг, пожалуй, единственный здесь, кто хоть за что-то был способен отвечать.
— Что?! Что?! — Верцингеторикс нервно подергал ус. — Их убили?
— Нет, не убили. — Начальник разведки покачал головой. — Но и не пропустили. Они пошли обратно, ходят сейчас у ворот, стенают.
— Пусть! — Вождь махнул рукой и неожиданно улыбнулся. — Так или иначе, от лишних ртов мы избавились. Обратно никого не пускать! Какая им разница, где умирать, в городе или в поле?
— Ты мудр, о великий вождь.
— Рад слышать такие слова от тебя, благородный Эльхар. Ты хочешь еще что-то сказать?
— Да, я хочу сказать! — Благородный Эльхар, толстяк с багровым лицом, поднявшись, важно надул щеки. — В городе все больше недовольных, мой вождь.
— Об этом мы знаем.
— Голод… многие уже едят неизвестно что…
— И об этом я знаю! Дальше? — Верцингеторикс нахмурился.
— Мы знаем, кто виноват в наших бедах!
Беторикс при этих словах хмыкнул: о, неужели дошло до самокритики? Как же, дождешься от них. Наверняка толстяк сейчас сошлется на гнев богов: дескать, неправильно молимся да не так поклоны кладем.
