— Что вы имеете в виду… он заводил двигатель? — спросила Вик. — Заводил «Триумф»?
Хаттер сделала долгий, медленный, усталый выдох. Голова у нее поникла, плечи опустились. В ее лице появилось наконец что-то еще, помимо профессионального спокойствия. Оно наконец выражало утомление и, возможно, еще и горечь поражения.
— Ладно, — сказала Хаттер. — Вик. Мне очень жаль. Правда. Я надеялась, что мы сможем…
— Можно мне кое о чем спросить?
Хаттер посмотрела на нее.
— Тот молоток. Вы заставили меня взглянуть на пятьдесят различных молотков. Вас как будто удивил тот, который я выбрала, тот, с которым, как я сказала, напал на меня Мэнкс. Почему?
Вик заметила что-то в глазах Хаттер — кратчайший промельк сомнения и неопределенности.
— Это костный молоток, — сказала Хаттер. — Такие применяют при вскрытиях.
— Не пропал ли такой из морга в Колорадо, где держали тело Чарли Мэнкса?
На это Хаттер не ответила, но язык у нее выскочил и коснулся верхней губы, полизывая ее… из всего, что Вик видела от нее, это было ближе всего к нервному жесту. Само по себе это и было ответом.
— Каждое слово, что я вам сказала, это правда, — сказала Вик. — Если я о чем-то умолчала, то только потому, что понимала: вы бы не приняли те части истории. Вы бы отбросили их как бредовые, и никто вас за это не винил бы.
— Теперь нам надо ехать, Вик. Мне придется надеть на вас наручники. Но если хотите, мы можем накинуть вам свитер на талию, чтобы вы спрятали под ним руки. Никому не обязательно это видеть. Сядете в моей машине на переднее сиденье. Когда мы поедем, никто и не подумает, что это что-то значит.
— Как насчет Лу?
— Боюсь, я не смогу позволить вам поговорить с ним прямо сейчас. Он будет в машине позади нас.
— Нельзя ли дать ему поспать? Он не очень здоров и провел на ногах целые сутки.
— Мне очень жаль. Моя работа состоит не в том, чтобы беспокоиться о благополучии Лу. Моя работа состоит в том, чтобы беспокоиться о благополучии вашего сына. Встаньте, пожалуйста. — Она откинула правый клапан своей твидовой куртки, и Вик увидела, что наручники висят у нее на поясе.
Дверь справа от комода распахнулась, и из ванной комнаты, спотыкаясь, вышел Лу, застегивая ширинку. Глаза у него были налиты кровью от усталости.
— Я проснулся. В чем дело? Что происходит, Вик?
— Коллеги! — позвала Хаттер, меж тем как Лу сделал шаг вперед.
Его масса заняла треть комнаты, а когда он двинулся в центр, то оказался между Вик и Хаттер. Вик встала на ноги и обошла его, приблизившись к открытой двери ванной.
— Мне надо идти, — сказала Вик.
— Ну так иди, — сказал Лу, воздвигаясь между ней и Табитой Хаттер.
— Коллеги! — снова крикнула Хаттер.
Вик прошла через ванную в свою спальню. Она закрыла за собой дверь. Замка не было, поэтому она схватила шкаф и подтащила его, визжащий о сосновые половицы, к двери ванной, чтобы забаррикадироваться. Она повернула защелку на двери в коридор. Еще два шага привели ее к окну, выходившему в задний двор.
Она раздвинула шторы, открыла окно.
В коридоре кричали.
Она услышала, как возмущенно повысил голос Лу.
— Чуня, о чем базар? Давай все уладим, почему бы нам не договориться? — сказал Лу.
— Коллеги! — крикнула Хаттер в третий раз, но теперь добавила: — Оружие убрать!
Вик подняла окно, уперлась ногой в сетку и толкнула ее. Вся сетка вырвалась из рамки и упала во двор. Она последовала за ней, свесив ноги с подоконника, а затем спрыгнув с пяти футов в траву.
На ней были те же обрезанные джинсы, что и накануне, футболка с Брюсом Спрингстином
[139]
времен альбома «Подъем»
[140]
, ни шлема, ни куртки не было. Она даже не знала, оставались ли ключи в байке или лежали среди мелочи Лу на кровати.
Она услышала, как позади, в спальне, кто-то ломится в дверь.
— Остынь! — крикнул Лу. — Чувак, я типа серьезно!
Озеро было плоским серебристым полотнищем, отражающим небо. Оно походило на расплавленный хром. Воздух отягощала угрюмая влажность.
Задний двор был в полном ее распоряжении. Двое загорелых мужчин в шортах и соломенных шляпах ловили рыбу с алюминиевой лодки ярдах в ста от берега. Один из них поднял руку и приветливо помахал, словно находил совершенно обычным явлением, что женщина выходит из своего дома посредством заднего окна.
Вик проникла в каретный сарай через боковую дверь.
«Триумф» стоял, опираясь на свою подставку. Ключ был в нем.
Широкие двери каретного сарая были открыты, и Вик видела ниже по подъездной дороге место, где собрались телевизионщики, чтобы записать заявление, которого она никогда не сделает. Рощицу камер расположили у подножия дороги, направив их на кучу микрофонов в углу двора. Связки кабелей ползли от них к новостным фургонам, припаркованным слева. Повернуть налево и лавировать между этими фургонами было непросто, но справа, в северном направлении, дорога оставалась открытой.
В каретном дворе она не слышала шума, поднявшегося в коттедже. В помещении стояла приглушенная, удушливая тишина слишком жаркого дня разгара лета. Это время суток отмечено дремотой и спокойствием, в такие часы собаки спят под крылечками. Даже для мух было слишком жарко.
Вик перекинула ногу через седло, повернула ключ в положение «ВКЛ». Фара мгновенно ожила, хороший знак.
«Байк еще не в порядке», — вспомнила она. Он не заведется. Она это знала. Когда Табита Хаттер войдет в каретный сарай, Вик будет отчаянно прыгать вверх-вниз на ножном стартере, всухую милуясь с седлом. Хаттер и так считает Вик сумасшедшей, а эта красивая картинка только подтвердит ее подозрения.
Она поднялась и опустилась на педаль стартера всем своим весом, и «Триумф» воспрянул и ожил с ревом, который погнал листья и песок по полу и затряс стекла в окнах.
Вик включила первую и отпустила сцепление, и «Триумф» выскользнул из каретного сарая.
Выкатившись в дневной свет, она глянула вправо, мельком осмотрела задний двор. Табита Хаттер стояла на полпути к каретному сараю, она вся раскраснелась, к щеке прилипла прядь вьющихся волос. Она не вытащила свой пистолет, не вытаскивала его и сейчас. Она даже никого не звала, просто стояла и смотрела, как Вик уезжает. Вик кивнула ей, словно они заключили соглашение и Вик благодарила Хаттер за то, что та соблюдает свою часть обязательств. Через мгновение Вик оставила ее позади.
