Кроме того, наряду с некоторыми узнаваемыми штатами — Колорадо, Нью-Йорк — имелись другие, обозначенные новыми названиями: Безнадежная Глина, Кровавый Меридиан. Большинства крупных городов не было, но на их месте появились другие достопримечательности. В Вермонте был густой лес, выросший вокруг места под названием ОРФАНХЕНДЖ, в Нью-Гемпшире была точка, обозначенная как ДРЕВЕСНАЯ ХИЖИНА РАЗУМА. Немного к северу от Бостона располагалось нечто под названием ЗАМОЧНАЯ СКВАЖИНА ЛАВКРАФТА: это был кратер с очертаниями, отдаленно напоминавшими замок. В штате Мэн, в районе Льюистона/Оберна/Дерри, было место под названием ЦИРК ПЕННИВАЙЗА. Узкое шоссе под названием НОЧНАЯ ДОРОГА вело на юг, становясь чем дальше, тем краснее, пока не превращалось в струйку крови, льющуюся во Флориду.
Шоссе Св. Ника особо изобиловало остановочными пунктами. В Иллинойсе такой пункт назывался БДИТЕЛЬНЫЕ СНЕГОВИКИ. В Канзасе — ГИГАНТСКИЕ ИГРУШКИ. В Пенсильвании их было два: ДОМ СНА и КЛАДБИЩЕ ТОГО, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ.
А в горах Колорадо, среди высоких вершин, была точка, где шоссе Св. Ника заканчивалось тупиком: СТРАНА РОЖДЕСТВА.
Сам континент окружало море черного, усеянного звездами пустого пространства; карта была озаглавлена не как СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ, но как СОЕДИНЕННЫЕ ИНСКЕЙПЫ АМЕРИКИ.
Синяя точка дергалась, двигаясь через то, что должно было быть западным Массачусетсом, к Стране Рождества. Но СОЕДИНЕННЫЕ ИНСКЕЙПЫ не в точности соответствовали самой Америке. От Лаконии, штат Нью-Гемпшир, до Спрингфилда, штат Массачусетс, было, вероятно, 150 миль, но на этой карте расстояние выглядело чуть ни не в два раза меньше.
Все глазели на экран.
Долтри достал из кармана носовой платок, задумчиво высморкался.
— Кто-нибудь видит, Страны Леденцов там нет?
Он прочистил горло с резким звуком, чем-то средним между кашлем и смехом.
Вик почувствовала, что кухня куда-то уходит. Мир по краям ее видения стал искаженным и размытым. Айпад и стол оставались в четком фокусе, но были странно удаленными.
Ей нужно было за что-то закрепиться. Она чувствовала, что ей угрожает опасность оторваться от кухонного пола… как воздушный шарик, выскальзывающий из рук ребенка. Чтобы удержаться, она взялась за запястье Лу. Он всегда оказывался под рукой, когда ей нужно было за что-то держаться.
Но, посмотрев на него, она увидела отражение своего собственного звенящего потрясения. Его зрачки стали булавочными остриями. Дыхание было неглубоким и затрудненным.
На удивление нормальным голосом Хаттер сказала:
— Не понимаю, на что это я смотрю. Для кого-то из вас двоих это что-нибудь означает? Эта странная карта? Страна Рождества? Шоссе Св. Ника?
— Означает? — спросил Лу, беспомощно глядя на Вик.
На самом деле, поняла Вик, он спрашивал: Мы расскажем ей о Стране Рождества? О тех вещах, в которые ты верила, когда была сумасшедшей?
— Нет, — выдохнула Вик, отвечая на все вопросы — высказанные и невысказанные — одновременно.
* * *
Вик сказала, что ей нужно отдохнуть, спросила, нельзя ли ей ненадолго прилечь, и Хаттер сказала, что, конечно, можно и что никому не станет лучше, если она доведет себя до крайности.
В спальне, однако, на кровать повалился Лу. Вик не могла расслабиться. Она подошла к жалюзи, раздвинула их, посмотрела на окружность своего переднего двора. Ночь была полна болтовней по рациям, шелестом мужских голосов. Кто-то тихо рассмеялся снаружи. Поразительно было думать, что меньше чем в ста шагах от этого дома могла существовать радость.
Если бы полицейские на улице заметили, что она выглядывает, они, вероятно, решили бы, что она бессмысленно смотрит на дорогу, теша себя достойной жалости надеждой, что, сверкая мигалками и раскалывая сиренами воздух, с нее с ревом съедет патрульная машина с ее сыном на заднем сиденье. Целым и невредимым. Вернувшимся домой. И губы у него будут липкие и розовые от мороженого, которым угостили его полицейские.
Но она не смотрела на дорогу, всем сердцем надеясь, что кто-то вернет ей Уэйна. Если кто-то его и вернет, то это будет она сама. Вик смотрела на «Триумф», лежавший там, где она его бросила.
Лу грузно лежал на кровати, как выброшенный на берег ламантин. Он заговорил, обращаясь к потолку:
— Может, приляжешь рядом со мной на минутку? Просто побудешь здесь вместе со мной?
Она опустила жалюзи и подошла к кровати. Положила ноги поверх его ног и прильнула к его боку, чего не делала уже много лет.
— Знаешь этого типа, что похож на подлого брата-близнеца Микки Руни?
[131]
Долтри? Он сказал, тебя ранили.
И она поняла, что он не слышал ее историю. Никто не рассказал ему, что с ней произошло.
Она рассказала свою историю снова. Сначала она только повторяла то, что говорила Хаттер и другим детективам. У этого рассказа уже появилось свойство текста, заучиваемого для роли в пьесе; она могла воспроизводить его, не думая.
Но потом она рассказала ему, как села на «Триумф», чтобы немного проехаться, и поняла, что ей не надо изымать часть о мосте. Она может и должна рассказать ему, как обнаружила в тумане «Короткий путь», потому что это случилось. Это на самом деле произошло.
— Я видела мост, — тихо сказала она, приподнимаясь, чтобы посмотреть ему в лицо. — Я ехала по нему, Лу. Я отправилась искать его — и нашла. Ты мне веришь?
— Я поверил тебе, когда ты рассказала мне о нем в самый первый раз.
— Чертов лжец, — сказала она, но не смогла сдержать улыбки.
Он протянул и положил руку на выпуклость ее левой груди.
— Почему бы мне тебе не верить? Это объясняет тебя лучше, чем что-либо еще. А я как тот плакат на стене, в «Секретных материалах»
[132]
. «Я хочу верить». Лучшая история в моей жизни, леди. Продолжай. Ты переехала через мост. А потом?
— Я его не переехала. Я испугалась. По-настоящему испугалась, Лу. Я подумала, что это галлюцинация. Что я снова слетела с катушек. Я так сильно вдарила по тормозу, что из байка полетели детали.
Она рассказала ему, как развернула «Триумф» кругом, как дрожали у нее ноги, когда она пошла с моста с закрытыми глазами. Она описала, какие звуки слышала в «Коротком пути», шипение и рев, как будто она стояла за водопадом. Рассказала, как поняла, что мост исчез, когда перестала слышать эти звуки, а потом был долгий пеший путь домой.
Вик продолжала, рассказав, как Мэнкс и другой тип поджидали ее, как Мэнкс набросился на нее со своим молотком. Лу не был стоиком. Он морщился, дергался и ругался. Когда она рассказала, как рассекла лицо Мэнкса ключом-толкателем, он сказал: «Жаль, ты не продырявила ему череп этой штуковиной». Она заверила его, что старалась изо всех сил. Он ударил себя кулаком по ноге, когда она добралась до того, как Человек в Противогазе отстрелил Мэнксу ухо. Лу слушал ее всем своим телом, в котором была какая-то дрожащая напряженность, словно у натянутой до предела тетивы лука, готовой отправить стрелу в полет.
