Негромко цокая каблуками, я неспешно прошлась по своим новым владениям. Комната была даже больше, чем мне показалось вначале. Правда, у меня создалось впечатление, что раньше она использовалась для каких-то других целей, но не как спальня. На это указывала криво поставленная кровать, видимо, внесенная сюда совсем недавно в спешке, царапины на полу, словно тут двигали мебель, и маленькое крошечное оконце, больше напоминающее своими размерами бойницу в старинной крепости. Что скрывать, именно это меня удивило куда больше остальных странностей, поскольку в других комнатах окна были обычного размера. Я на всякий случай внимательно осмотрела все стены и, убедившись, что не пропустила никаких хитро замаскированных ставень, в полнейшем изумлении обернулась к дверям, намереваясь получить необходимые объяснения у слуги.
Однако тут меня ожидало очередное разочарование. Слуга уже куда-то удалился. Удивительно, что его уход остался не замеченным для меня. Вроде бы я постоянно старалась держать порог в поле своего зрения.
Недоумевая все сильнее и сильнее, я еще раз прошлась по комнате, изучая ее скудную обстановку и силясь понять, что здесь было раньше. Неужели меня поселили в одно из помещений, где Генрих хранил свою богатую коллекцию книг? По всему выходит, что так. На это указывали книжные шкафы, расположенные у дальней стены. По всей видимости, даже пустые они оказались слишком тяжелыми, чтобы их вынесли прочь.
Я подошла ближе и провела пальцем по одной из дубовых полок. Радует, что хоть пыли нет.
Если не считать прикроватного столика, то больше мебели в комнате не было. Из-за этого обстоятельства и размеров помещения казалось, будто я угодила в склеп. Любой мой шаг отражался эхом от стен. Н-да, мрачноватое местечко. Думаю, Генрих долго выбирал, куда же поселить своевольную падчерицу, чтобы напомнить ей о своей нелюбви. Что же, стоит заметить, это ему удалось с блеском.
– Хлоя? – В следующее мгновение в комнату ворвалась Габриэль, благо что дверь оставалась распахнутой настежь. И тут же застыла, округлившимися от удивления глазами рассматривая скудную обстановку моего временного обиталища. Затем перевела преисполненный ужаса взгляд на меня и выдохнула: – О небо, Хлоя, только не говори, что тебя тут поселили!
– Не скажу, – меланхолично отозвалась я и подошла ближе к кровати. Откинула покрывало и недоверчиво пощупала простыню и одеяло. Затем не выдержала, наклонилась и понюхала наволочку. Ну хоть здесь повезло. Генрих все-таки расщедрился на чистое белье. А то он вполне мог приказать застелить кровать какими-нибудь затхлыми тряпками. После чего выпрямилась и грустно улыбнулась Габриэль, которая наблюдала за моими действиями с прежним недоверчивым ужасом в глазах. – Но, по-моему, все и без слов понятно.
– Как так можно! – Габриэль возмущенно всплеснула руками и неохотно переступила через порог, то и дело оглядываясь на ярко освещенный коридор, словно опасаясь, что в любой момент дверь может захлопнуться и мы останемся в холодной темной комнате одни. – Насколько я поняла, Генрих Мюррей является тебе отчимом. Почему для нас, обычных и к тому же незваных гостей, которых он никогда в жизни не видел, приготовили нормальные спальни, а тебя оставили в каком-то… каком-то…
И она замолчала, кусая губы от возмущения и не в силах подобрать должного определения этому помещению.
– Это вполне в его духе. – Я пожала плечами. – Генрих всегда считал, что трудности закаляют характер. Поэтому к родным он зачастую относился намного суровее, чем к незнакомым людям. К примеру, он очень любил мою мать. Это я знаю абсолютно точно. Но это совершенно не мешало ему сурово отчитывать матушку за любую мою провинность или же малейшее проявление несогласия с ним в каких-либо житейских или хозяйственных вопросах.
Я не стала углубляться в подробные объяснения, невольно окунувшись в невеселые воспоминания о своем детстве. Но мне действительно тяжело было упрекнуть Генриха в нелюбви к моей матери. Мало кто из дворян возьмет в жены женщину, ранее состоявшую в третьем сословии и овдовевшую при загадочных обстоятельствах, особенно если у нее имеется маленький ребенок. Это немыслимое событие! Можно сказать, плевок в лицо обществу! Однако Генрих пошел на такое и целый год после свадьбы был настоящим изгоем и в семье, и среди соседей. Об его существовании просто забыли, видимо, надеясь, что настолько явное осуждение безумного поступка заставит моего отчима передумать и приложить все мыслимые усилия для быстрого развода. Да что там, я знала из сплетен и пересудов слуг, что сюда приезжала мать Генриха и чуть ли не на коленях умоляла сына одуматься. Но он оставался непреклонен. Конечно, со временем страсти поутихли, и его вновь начали приглашать на всевозможные светские приемы. Правда, в приглашениях всегда фигурировало лишь одно имя, что, однако, совершенно не мешало моему отчиму всегда и всюду брать с собой жену. Более того, при любом намеке на неудовольствие со стороны хозяев приема или же попытке каким-либо образом, пусть даже завуалированно, оскорбить мою мать Генрих не гнушался устроить громогласный скандал, во время которого во всеуслышание заявлял, что если соседи хотят видеть его, то обязаны принимать и его супругу, а не корчить при ее виде недовольные гримасы. Рано или поздно, но он своего добился, и моя матушка вошла в местное общество на равных правах с остальными. Благодаря все тем же осторожным перешептываниям слуг я была в курсе, что единственным человеком, который так и не смирился с подобным порядком вещей, осталась мать Генриха, нейна Анника Мюррей. До самой смерти она забыла дорогу к своему сыну, все свое внимание обратив на младшую дочь, найну Эрику Мюррей, которая, к слову, вроде бы так и не вышла замуж. И почему-то мне кажется, что этому немало поспособствовал неусыпный интерес Анники к личной жизни бедняжки.
– По этой логике получается, что твой братец должен жить в таком же склепе, если не хуже, – ядовито произнесла Габриэль. – Он ведь наследник рода Мюррей, значит, обязан претерпевать еще большие неудобства, чем нелюбимая падчерица.
Я неопределенно хмыкнула. Кстати, любопытное замечание. Если честно, я никогда не задумывалась над тем, в каких условиях живет Вильгельм. По-моему, как ни странно, но в чем-то Габриэль права: спальня моего сводного брата тоже находится на третьем этаже. По крайней мере, ее точно нет на втором, а первый отведен под комнаты слуг, кладовые, кухню и всевозможные помещения общего назначения, такие, как обеденный зал и гостиная.
– Ладно, неважно, – проговорила я, не желая дальше развивать неудобную тему. – Как вы устроились?
– Да уж получше, чем ты. – Габриэль еще раз обвела взглядом помещение и недовольно покачала головой. Затем посмотрела на меня и предложила: – Слушай, а почему бы нам не разместиться в одной комнате? Кровать в моей спальне такая огромная, что, не сомневаюсь, мы прекрасно поместимся на ней вдвоем и абсолютно не будем мешать друг другу. Все лучше, чем если ты будешь мерзнуть здесь в полном одиночестве. Прям мороз по коже от этой мысли!
– Спасибо, – благодарно сказала я и улыбнулась Габриэль: – Спасибо большое! Я очень ценю твое предложение. Но, пожалуй, я откажусь.
– Почему? – Габриэль удивленно вскинула тонкие брови.
