– А что тебя тревожит в ее центре реабилитации?
– Мы можем не успеть воскресить первого, – буркнул Максим, – а про открытие ее центра уже раструбят по всему миру.
– Точно? – спросил Френсис.
Максим насторожился.
– Ты о чем?
– Точно, – повторил Френсис, – тебя волнует, что не успеем или же… тебя начинает страшить… нет, это слишком сильное слово!.. беспокоить, да и то пока смутно, что Аллуэтта постепенно начнет отдаляться, занятая своим центром?
Максим ощутил как у него по всему телу вздыбилась шерсть, а на спине так и вовсе растет гребень.
– Что-что?.. Почему меня такое будет тревожить?
Френсис широко улыбнулся.
– Никто так старательно не носит тебе кофе к столу и поджаренные тостики.
Максим поморщился.
– Да иди ты. Разве я не босс? А к боссу все вы обязаны подлизываться. А так, вообще-то… баба с возу, кобыле праздник.
Френсис посмотрел на него с непонятной жалостью.
– А вот нам, как сказала Анечка, ее будет недоставать.
– Она так и сказала? – спросил Максим с недоверием. – Чего вдруг?
– Ощутила, как и другие, – сказал Френсис, – что, когда начнут строить центр, ее здесь уже не будет. Дело там новое, понадобится ее присутствие постоянно. Такова эта, как ее, салями. Или нет, сезами. Не знаешь, что это такое?
Максим отмахнулся и развернул кресло к монитору. Некоторое время работал, пока не замигал огонек вызова. Не глядя, мысленно разрешил вход, тотчас же появилось массивное лицо Фирестоуна.
Не поздоровавшись даже, магнат сказал ошалело:
– Максим, что вы делаете?.. Вы превращаете Аллуэтту в такую акулу, перед которой я покажусь мелкой рыбешкой!
– Это вы о реабилитационных центрах? – спросил Максим.
– Здесь, – сказал Фирестоун, – как вообще в хай-теке, кто начнет первым, тот и соберет весь урожай. Весь!.. Без конкурентов. А она уже создала фонды и даже утвердила планы строительства целого города для возвращаемых из криокамер…
– Правда? – спросил Максим. – Я думал, она только красивая.
Фирестоун хмыкнул.
– Повторяю, она моя дочь, и у нее моя деловая хватка. Железная! Я все удивлялся, почему вас все еще не нагнула… Жена подсказала.
– Почему же? – спросил Максим настороженно.
Магнат посмотрел на него со странным выражением.
– Не догадываетесь? Ах да, вы же весь в митохондриях. Я же говорил, бедная девочка влюбилась в вас, вот почему. А это такая сила, что свят-свят, лучше от этого урагана держаться подальше. Она признала вас своим хозяином, если говорить по-мужски упрощенно, и теперь смотрит на вас снизу вверх и ждет от вас счастья, как щенок.
Максиму стало неловко, он поспешно поинтересовался:
– Кстати, за все время, что она здесь, никто из ее прежних друзей так ее и не навестил… Это так получилось само?
Банкир улыбнулся.
– Что-то само, кому-то пришлось помочь, кого-то придержать… Женщины рады, она была как кость в горле, мужчины бы не прочь приехать и увести ее от вас в прежний мир ночных клубов, яхт и гонок на авто ценой не меньше чем миллион долларов, но тут уж я принял меры. Вы сами понимаете почему.
– Да-да, – сказал Максим, – вы говорили. Приобщаем ее к труду. И незнакомым отношениям в… трудовом коллективе.
Фирестоун загадочно улыбнулся, кивнул, дескать, все верно, но у Максима осталось стойкое убеждение, что прожженный финансист имеет в виду что-то еще важное.
Экран погас, Максим потер ладонями лоб и уши, стараясь вернуться в привычный ритм работы, нет, уже непривычный, все начинает ускоряться, ускоряться, ускоряться…
Глава 14
Красное вино – напиток для мальчишек, портвейн – для мужчин; но тот, кто стремится быть героем, должен пить бренди. И только сингомэйкеры пьют чистую воду и простые соки.
Квартира это помнит, потому у Максима всегда дома на столе справа от монитора высокий стакан с дистиллированной водой, а слева – со свежевыжатыми соками, которые установка подбирает сама, постоянно сверяясь с его анализами крови, получая их еще в тот момент, когда он открывает дверь.
Сейчас он протянул руку к стакану, а над головой мягкий голос произнес воркующе:
– Милый, тут к тебе напрашиваются в гости… Разрешить, отклонить?
Максим поморщился.
– Я же тебе говорил, не называй меня милым. А то подумают еще чего лишнего.
– Но в апгрейде сказано, – возразил голос, – что мужчинам это нравится. Особенно одиноким.
– Ага, – сказал он, – да еще и голос такой сексуальный, что прям… А кто там? Дай связь.
Вспыхнул экран, Фирестоун сидит на заднем сиденье автомобиля и водит пальцем по виртуальному планшету. Уловив сигнал, поднял голову, улыбнулся Максиму.
– Проездом мимо, – сообщил он. – Дай, думаю, заеду. Вдруг да чашку кофе дадут. Да еще с гренками, как я слышал. Давно гренки не пробовал. С детства.
Максим сказал настороженно:
– Прошу… правда, у меня не убрано… хотя да, кого это теперь волнует? Вы сейчас где?
Фирестоун взглянул в сторону на невидимый для Максима навигатор.
– Судя по скорости… минут через пять-семь.
– Закажу гренки, – сказал Максим. – Да, у нас дикость, какая была в вашем детстве.
Через семь минут, понятная точность для людей бизнеса, дверь сказала тем же ласково-зовущим в постель голосом:
– Милый, гость идет по этажу.
– Открыть, – велел Максим.
Еще несколько секунд было видно на экране, как Фирестоун двигается неспешно, поглядывая на номера квартир, затем дверь отстрелило в сторону, и он переступил порог, довольный и несколько нахальный, все в мире вертится по его желанию, как же.
– А у вас тут мило, – сказал он приветливо. – Настоящая… эта… ну, келья. У монаха Шварца была такая же, видел.
– Откуда знаете?
– В инете как-то промелькнуло, – объяснил Фирестоун. – Там стены до сих пор в копоти, у него порох взрывался часто… А у вас чисто, на стенах не висят внутренности всяких лягушек.
– На лягушках опыты сто лет не ведут, – ответил Максим. – Им поставили памятники во всех странах и перешли на мышей, те, если вам интересно, теплокровные. Вам чай или кофе?
– И булочку, – сказал Фирестоун. – Хотя я предпочел бы поджаренные гренки, но их готовить нужно особым образом. Секрет утерян.
Максим сказал громко:
– Два кофе и две порции гренок.
Мягкий чувственный голос ответил с придыханием:
