— Потрясающе! — выдохнула я.
— Чем-то помог?
— Еще не знаю.
Я подошла ближе, заметив, что Шон следует за мной по пятам. Даже без его познавательной лекции я кое-что знала об огромном влиянии змеи, или змия, на мифологию разных народов, но и представить себе не могла, что оно столь велико. Змий, обвивающий крест, на котором был распят Христос, — это кощунство. Однако витраж был создан для одной из самых известных церквей в Европе!
— В Сикстинской капелле есть фреска, где змий изображен на столпе, — гнул свое Шон. — Присутствует этот мотив и в известной картине Рубенса. Если уж быть точным, там изображен посох Моисея с медным змием, но образ один и тот же. Змий на столпе, змий на кресте. Нетрудно уловить взаимосвязь.
— Значит, люди, которые умеют обращаться со змеями, становятся с ними одним целым? — уточнила я.
— Я наблюдал подобное не раз.
Я на секунду оторвалась от картины.
— А ты можешь?
— Нет. Меня они кусали столько раз, что и не сосчитать! Но я видел, как вождь одного племени обматывал трех черных папуасских змей вокруг полуобнаженной девушки в канун ее свадьбы. Невеста пребывала под воздействием снадобий, но сам вождь — нет. Змеи не кусали ни его, ни девушку. В Индии я видел, как дети часами носят за шаманами смертельно опасных кобр, пока те совершают обряды. Эти укротители змей, о которых ты говоришь, — лучший пример. Вся паства передает змей из рук в руки. Змеи обычно кусают человека, когда он теряется или нервничает, но и тогда случаи укусов не настолько часты, как можно предположить. Сомневаюсь, что мне удастся это доходчиво объяснить, но при определенных обстоятельствах — например, по ходу религиозного обряда — между человеком и змеей возникает связь.
Должна признаться, хотелось бы мне на это посмотреть! А еще лучше — попробовать самой! Если преподобный Джоэль Фейн умел так контактировать со змеями, как описал Шон, если смог передать это умение своей пастве, он имел колоссальную власть над этими людьми. Теперь другой важный вопрос: к чему еще он мог склонять свою паству?
У меня за спиной послышалось топтание Шона, и я отступила от картины. Только тогда я оглянулась. Спальня была небольшой. На полу — покрытый лаком дубовый паркет, а единственный предмет мебели — кровать. Одна стена стеклянная, и днем отсюда открывается удивительный вид на океан. Ради такого стоит открывать глаза!
Я резко повернулась и чуть не наступила на ногу Шону, который не сводил глаз с картины. Он тоже повернулся и направился в другой конец дома. Я последовала за ним. Когда мы покинули спальню, мое сердце перестало учащенно биться.
Мы прошли по коридору мимо кухни. Шон распахнул дверь и отступил, пропуская меня в главную комнату своего дома. Я остановилась на пороге и вопросительно посмотрела на него. Он пытался скрыть самодовольство, но это ему не очень-то удавалось. Протянул руку и включил свет. Свет тут же из приглушенного белого стал переходить в темно-красный, играя на стенах бликами. Я прошла в центр комнаты и остановилась, оглядываясь.
— Ого! — восхитилась я, медленно обводя взглядом комнату. — Потрясающе!
Комната оказалось огромной, она занимала большую часть дома. Я поняла, что остальные комнаты — кухня, спальня и ванная — намеренно сделаны такими маленькими и строго функциональными. Именно эта комната являлась сердцем дома.
Как и в спальне, одна стена была стеклянной и выходила на море. Остальные три стены от пола до потолка занимал громадный, застекленный спереди виварий. Весь пол вивария был усыпан темно-красным песком, камнями ярких окрасок и выбеленными солнцем древесными обломками. Повсюду раскинули ветви тропические растения замысловатой формы, с широкими бархатистыми листьями. Скрытое освещение придавало буйной растительности изумрудный, золотистый и желтый оттенки, а на задней стене располагались репродукции фрагментов древней наскальной живописи.
Застекленные емкости с тропическими растениями, горными породами и древесными обломками изумляли уже сами по себе, даже без их длинных грациозных обитателей, свешивающихся с веток, свернувшихся вокруг камней и не сводящих с нас глаз.
Я подошла к самому большому отсеку. Змея, находящаяся внутри, около трех метров длиной, поднималась с пола, пока ее голова не оказалась на одном уровне с моей. Мы посмотрели друг другу в глаза. У змеи был золотистый окрас с необычно крупным у основания головы узором, рисунок вдоль хребта представлял собой зигзаг с острыми углами. Не сводя с меня глаз, рептилия чуть качнулась вправо, потом влево. Я чуть было не сделала то же самое. Я почувствовала, что у меня появилась резь в глазах, — несколько секунд я не моргала.
— Это кобра? — спросила я, понизив голос.
— Это Така, четырехлетняя королевская кобра, — подтвердил мою догадку Шон. — Ее задержали на таможне, когда она была еще малышкой. Она сильно пострадала во время путешествия, и ни один из зоопарков не решился ее взять. Похоже, ты ей понравилась.
— Откуда ты знаешь?
— Она не надувает капюшон.
Я стала обходить комнату по периметру, прошла мимо тонкой ярко-зеленой змеи — это, как объяснил Шон, была белогубая куфия, обитающая в тропических лесах и бамбуковых зарослях Азии. В отсеке, где было много воды, я увидела полутораметровую африканскую гадюку-носорога, яркую, желто-голубого с красным окраса, с двумя чешуйчатыми выступами на носу, похожими на рога. При инфракрасном свете змеи вели себя активнее, чем обычно они ведут себя в серпентариях. Обходя комнату, я замечала повсюду медленное, плавное движение.
Когда я все рассмотрела, всем восхитилась и познакомилась со всеми семью обитателями жилища Шона, я повернулась к хозяину. Впервые с момента моего приезда он перестал на меня глазеть. Виварий загипнотизировал его также, как и меня, несмотря на то что он видел змей каждый день.
— Почему ты так любишь змей? — поинтересовалась я.
Он повернулся на звук моего голоса.
— Змеи самые неотразимые, самые красивые создания на земле, — сказал он, как будто ответ был очевиден.
— Да, змеи симпатичные, но…
— Симпатичные? — Он обхватил меня за плечи и подвел к клетке с гадюкой-носорогом. — Они как бриллианты, чем дольше любуешься, тем великолепнее они кажутся.
Мы стояли, наблюдая, как змея медленно скользит по бревну.
— Красивые, но холодные, — заметила я, переходя к соседней клетке и пытаясь таким образом сбросить его руку. — Их морды ничего не выражают, они живут сами по себе, не показывают, что узнают хозяина. Когда берешь их в руки, они становятся агрессивными.
Я спорила из принципа — в глубине души я была полностью согласна с Шоном, что змеи — удивительные создания. Мне просто нравилось слушать то, что хозяин говорил о своих питомцах.
— Меня, по крайней мере, никогда не узнавали, — добавила я.
